Эва с радостью согласилась и вечером приехала в его огромный особняк. Они какое-то время непринужденно разговаривали, но очень скоро, когда проповедник решил, что дама созрела, и собрался поцеловать ее, Эва оттолкнула его со словами:

– Прежде чем мы перейдем к поцелуям, ты должен кое-что узнать обо мне… и о себе самом. Взгляни вот на это, Хуан. Тебе наверняка будет интересно. Здесь изложена история твоей жизни, но в том варианте, которого мир не знает. Так что можешь считать, что эксклюзивное интервью дам тебе я сама… – И Эва достала из портфеля папку с подробным описанием преступной деятельности Кэша – как прошлой, так и нынешней.

Кэш листал документы, изредка прерывая чтение, чтобы взглянуть на гостью. Он выглядел изумленным, возмущенным и разгневанным. И вроде бы не мог поверить собственным глазам. В конце концов он швырнул папку на пол, поднялся и вытащил из ближнего к нему ящика револьвер. Эва очень спокойно, не вставая с дивана, где сидела, посмотрела Кэшу в глаза и сказала:

– Будет лучше, если ты возьмешь себя в руки, Хуан. Я работаю на правительство, и твой дом окружен федеральными агентами. Ты сейчас стоишь у большого окна, а снаружи прямо тебе в сердце целятся снайперы. Брось оружие на пол и не делай резких движений, если хочешь остаться в живых. Да, будет лучше, если ты успокоишься и сядешь с поднятыми руками на это вот кресло прямо передо мной, потому что я хочу сообщить тебе хорошую новость. Ты можешь выкрутиться из этой истории с меньшими потерями, чем тебе кажется. Единственное, что от тебя требуется, – согласиться с нами сотрудничать. Не могу обещать тебе избавления от тюрьмы, зато твердо обещаю сделать так, что ты не проведешь за решеткой весь остаток своей жизни. Решай сам.

Хуана Кэша бил озноб, и в то же время его шелковая голубая рубашка стала мокрой от пота. Он сел в указанное ему Эвой кресло.

– Что ты хочешь знать?

– Все. Мы хотим знать все о Юснаби Валентине, твоем венесуэльском последователе. О Пране.

В это воскресенье президент принял приглашение от руководства крупного агропромышленного объединения побывать на открытии современного молочного завода, где будут применяться ультрасовременные технологии. Чтобы наладить хорошие отношения с правительством, в этой компании сочли шагом первостепенной важности заполучить Чавеса в качестве почетного гостя. Они хотели, чтобы он своими глазами увидел, какими достижениями может похвалиться эта отрасль.

И Чавес решил, что его очередная передача “Алло, президент!” будет транслироваться прямо из одного из цехов нового завода. К тому же Уго хотел продемонстрировать своим сторонникам, что слухи о том, что он будто бы является противником частной собственности, не соответствуют действительности. Напротив, президент хорошо относится к предпринимателям и признает важность их роли в экономике страны.

Первые минуты торжественного мероприятия протекли в полном соответствии с протокольными нормами. Чавес выглядел, как всегда, оживленным и разговорчивым, рассыпался в похвалах современному оборудованию и царящей повсюду атмосфере новизны. Чтобы наилучшим образом использовать необычную обстановку, сценарий предполагал, что президент через какое-то время должен вступить в беседу как с рабочими, так и с руководством завода.

Именно на этом этапе праздничная атмосфера несколько потускнела. Дело в том, что основной акционер вдруг взялся объяснять, хоть и с должным почтением, что цены на продукты уже довольно давно были заморожены, а затраты на производство при этом непрерывно растут, так что прибыль сокращается. И вот он решил воспользоваться случаем и попросить у президента позволения несколько поднять цены: – Если так будет продолжаться и дальше, мы все прогорим, и страна останется без сельскохозяйственной продукции. Если вы не примете меры, сеньор президент, у нас начнется голод.

Обстановка сразу стала взрывоопасной. И хотя Чавесу до сих пор не довелось подробным образом изучить положение дел в агроиндустрии, и уж тем более не доводилось закупать молоко и сыр на неделю вперед, он среагировал на слова предпринимателя, как и положено ревностному защитнику прав потребителя. Аргумент же, касавшийся сокращения прибыли, просто взбесил Уго, и он заорал:

– Они наживаются на продуктах для народа! Они хотят получать все больше и больше!

Руководители завода растерялись. Они не могли понять, почему просьба, которая им самим казалась совершенно обоснованной, вызвала у президента такую ярость.

Иными словами, беседа с предпринимателями закончилась не слишком мирно. А чтобы довести программу до конца, Уго просто сел перед камерой, будто и думать забыл про этот злосчастный завод. Правда, он не уходил от продовольственной темы, но теперь говорил о необходимости увеличить производство риса, о том, что за выполнение этого проекта правительство возьмется в самое ближайшее время и в ходе официальной поездки Чавеса по Азии был подготовлен к подписанию соответствующий договор о сотрудничестве в этой области с правительством Китая.

– Как вам известно, Китай насчитывает миллиард триста миллионов жителей, и страна производит достаточно продовольствия для такого – просто немыслимого! – количества людей. А вот у нас, в Венесуэле, население составляет меньше двадцати двух миллионов, но нам приходится импортировать сахар, растительное масло, рис и мясо. Как это можно объяснить? Короче, имея столько земли, столько воды, мы просто обязаны в обозримом будущем начать производить такое количество продовольствия, какое нужно стране, чтобы она продолжала существовать, – по крайней мере большую часть необходимого нам продовольствия. Мы не можем и впредь импортировать абсолютно все! Мы обязаны научиться без затруднений обеспечивать продуктами питания весь наш народ. Не должно быть голода в такой богатой стране, как наша. Обещаю вам: пройдет совсем немного лет, и здесь у нас не будет ни одного голодного человека. Ни одного!

Маурисио Боско вернулся в свое конспиративное убежище после ночи, проведенной с Моникой Паркер. Его письменный стол был завален заметками, текстами выступлений Чавеса, его фотографиями и видеокассетами. Ко всему этому Маурисио относился как к деталям головоломки, которую ему предстояло собрать. Но теперь перед ним встала еще одна неожиданная проблема – отношения с Моникой. Ему трудно было спуститься с небес на землю и сосредоточиться на серьезной и срочной работе, после того как он несколько часов провел с женщиной, пробудившей в нем такие чувства, каких он, как ему казалось, никогда прежде не испытывал. Маурисио и сам не мог поверить, что всего за несколько месяцев так крепко привязался к ней. Когда они были вместе, он с большим трудом удерживался от каких-либо комментариев, связанных с Венесуэлой, ее правительством и политикой или, уж тем более, с Кубой и Фиделем. Он оставался актером, вжившимся в роль коммерсанта, которого интересует лишь его бизнес, к тому же любителя хорошо пожить. А еще он изображал полное равнодушие ко всякого рода злободневным темам.

И все же Маурисио одолевали сомнения. Во-первых, потому что прежде с ним никогда ничего подобного не случалось, и теперь он не понимал, как управлять чувствами, которые пробудила в нем журналистка. Во-вторых, ему было с ней так хорошо, что он боялся, как бы его настоящее я не выдало себя случайно оброненной фразой – ведь тогда Моника сразу почувствует ложь, которой он окружил себя. Они подолгу разговаривали, но при этом темами разговоров оставались либо прочитанные книги, либо фильмы, либо воспоминания о путешествиях, совершенных каждым еще до их знакомства, либо музыка и всякие мелочи. Но стоило Монике начать вслух критиковать президента, правительство или натиск кубинцев, как он замолкал и с мягкой улыбкой завороженно слушал ее.