– Ты не можешь вот так просто взять да отменить Конституцию, Уго, – упрямо гнул свое Монтес.

– Не могу, говоришь? Вы еще увидете, на что я способен! – заявил Чавес и добавил, что сейчас Монтесу лучше оставить его одного.

И никто больше не рискнул произнести ни слова.

Вскоре секретарша сообщила президенту, что поступил звонок от знаменитой американской журналистки. И Чавес, еще не успев как следует остыть, согласился уделить ей несколько минут и побеседовать о развернутой в стране контрреволюционной кампании, цель которой – дискредитация его правительства.

– Что конкретно вы имеете в виду? – спросила журналистка.

Весь их разговор записывался, чтобы потом попасть в выпуск новостей, который будет передаваться на многие страны. – Речь идет не столько о кампании, направленной лично против меня, – ответил президент очень серьезно, но самым дружелюбным тоном, – сколько о пертурбациях, естественных во время процессов, подобных нашему, процессу глубоких перемен… Поползли разного рода слухи, возникают сомнения, запускается противоречивая информация, и на нас в такой ситуации ложится особая ответственность – мы должны поддерживать связь со всем миром и объяснять: терпение, спокойствие, мы у себя в Венесуэле перестраиваем страну, руководствуясь исключительно демократическими принципами, цели у нас тоже исключительно мирные.

– Господин президент, – продолжала задавать вопросы журналистка, – пресса обязана информировать общество о том, что происходит в вашей стране. Мы распространили ваши заявления, когда вы просили, чтобы Конституционная ассамблея распустила Конгресс и заменила судей Верховного суда, а также ваши недавние заявления по поводу частных компаний. Все это реальные факты, все это имело место. Неужели вы не хотите, чтобы мы, журналисты, давали информацию о том, что у вас происходит?

– Откуда вы это взяли? Мне очень нравятся средства социальной коммуникации, – уже более сдержанным тоном ответил Чавес, стараясь усмирить рычавшего у него внутри льва. – Я выступаю за полную свободу прессы и свободу выражения мнений. И приглашаю лично вас и любых журналистов из любых стран приехать в мою страну и своими глазами убедиться, что у нас существует абсолютная свобода мысли. Да здравствует разум! Да здравствует свобода! Но есть определенные круги, которые нанесли огромный вред нашему обществу, которые противятся переменам и всеми силами стараются не допустить их.

– А вы готовы вести диалог с этими кругами? – спросила журналистка.

– Разумеется! Я всей душой стремлюсь к диалогу и согласию, я всегда был сторонником диалога, – с нажимом сказал президент, давая понять, что на этом ставит точку.

“Теперь начинается новое сражение, – сказал он себе. – И его я тоже выиграю”.

Жить в замке из песка, или, скажем, в карточном замке, или в разрушенном замке – это, как правило, означает одно и то же. Для первой дамы страны таким замком стала резиденция “Ла Касона”, а волшебная сказка постепенно начала превращаться в психологический триллер. Согласно новому сценарию, волк уже скинул овечью шкуру, и, если хотя бы еще раз дунет – все развалится. Есть несколько вещей, которые Элоиса совершенно не выносит. Не выносит – и все тут! Она, например, никак не может смириться с тем, что муж поселил вместе с ними троих своих детей от предыдущего брака. Уго хочет, чтобы они стали частью его новой семьи и постоянно видели отца в роли всесильного победителя. Но Элоисе это решительно не нравится. По ее разумению, те дети должны оставаться где-то там, в прошлом ее супруга, и не заявлять свои права на его настоящее – и на ее настоящее, кстати сказать, тоже, – а уж тем более на будущее новой семьи Чавеса. В конце концов, после нескольких месяцев споров и ссор, две девочки сами попросили, чтобы их отвезли обратно к маме – в деревенский дом, где они жили до сих пор. Надо добавить, что Элоиса даже не подозревала, насколько отличалась от нее самой и от ее семьи прежняя семья Уго.

– Они настоящие крестьянки, – неосторожно призналась она подруге в минуту откровенности.

Но главную проблему представляло собой вовсе не это и не две девочки, а их брат. С самого момента своего появления в резиденции невоспитанный и наглый мальчишка жутко раздражал Элоису. Чтобы показать, кто здесь хозяйка, она запретила служанкам стирать ему одежду, заправлять постель и готовить еду. Оставила его комнату без телевизора. Не разрешила пасынку пользоваться бассейном.

– Его надо хотя бы немного приучить к дисциплине, к порядку, – жаловалась она каждому, кто хотел ее слушать.

Но на мальчишку, казалось, ничего не действовало. И вот однажды после какой-то очередной его проделки Элоиса сорвалась: она кричала и велела выставить пасынка на улицу, отправить куда угодно, только чтобы она никогда больше его здесь не видела. Тем вечером Уго, вернувшись из какой-то поездки, обнаружил заплаканного сына у трапа самолета. Его привезли прямо в аэропорт, так как сотрудники отдела безопасности не знали, что с ним делать, но при этом не рискнули и ослушаться первую даму. Уго отнесся к их объяснениям довольно равнодушно, так как чувствовал себя сильно уставшим, и попросил заняться этой проблемой Рохаса, шефа президентской охраны, который одновременно устраивал Чавесу свидания с красивыми женщинами. Теперь Рохасу предстояло взять на себя еще и заботу о сыне президента, пока Уго придумает, как с ним быть дальше.

Разумеется, тайные услуги Рохаса уже давно перестали быть тайной для Элоисы, и это было еще одной из тех обид, с которыми она не хотела больше мириться. Не хотела мириться ни с бесконечными слухами и сплетнями, ни с Рохасом в роли сообщника ее мужа в его постоянных изменах. Да, понятно, что Элоиса была не единственной на свете женщиной, которая терзалась из-за неверности мужа и сходила с ума всякий раз, когда узнавала об очередном его увлечении. Однако мужья тех, других, женщин не являлись первыми лицами в государстве. Кроме того, Элоиса, в отличие от них, много о чем знала, то есть у нее имелись средства, дававшие ей власть, о которой прочие жены даже не подозревали.

Но Уго в ответ на ее упреки лишь презрительно улыбался – и продолжал как безумный наслаждаться славой, успехом, богатством и вниманием женщин. Хотя надо заметить, что вел он себя изворотливо и умно, хорошо маскируя свою распущенность, и даже когда что-то все-таки просачивалось на поверхность, успевал вовремя нацепить овечью шкуру.

“Знаешь, чего не хватает Уго Чавесу? Чувств. Он родился без сердца в груди, как поется в одной песне”, – признался Оскар Рохас, прежде верный президенту шеф его охраны, в книге, написанной несколькими годами позже, когда он понял, что Уго и его тоже предал.

Элоиса была буквально раздавлена таким поворотом дел, ведь потерпел крах ее брак с человеком, которого она по-настоящему любила. Она уже больше не могла старательно собирать ему чемодан, удивлять каким-нибудь необычным завтраком или читать революционные стихи. И больше не тревожилась за мужа, когда он простужался, жаловался на гастрит или страдал от приступа астмы, а такое с ним случалось нередко. Теперь Элоисе приходилось в первую очередь думать о себе самой. Она плакала, потому что Уго не обращал на нее внимания, его родственники ее ненавидели, как, разумеется, и все президентское окружение. Первая дама знала: ее называют сумасшедшей, чокнутой, невоспитанной, капризной, глупой и так далее. Но теперь Элоису уже никто не мог остановить, и она твердо решила, что не готова и дальше занимать свой трон, видя, как волк продолжает обманывать и ее, и всю страну, в то время как построенный из песка замок окончательно рассыпается. До каких пор Уго будет перед всем миром изображать из себя заботливого отца и любящего супруга, если на самом деле всегда являл собой пример мужа-мучителя, беззастенчиво изменявшего жене?