Иван Тимофеевич вдруг остро почувствовал свою вину перед Ольгой за то, что привез её сюда, в эту маленькую комнатушку, где им совсем не рады. Но Ольга всё и сама поняла. Она присела на стул. Валентина предложила им выпить чаю.

За чаем разговорились. Валентина рассказывала, что Вася много работает. Он теперь инженер на Кировском заводе, а она вот-вот должна родить и теперь уже не работает. Живут они скромно, зарплата у Васи очень маленькая, а её родители погибли в войну, и помочь им некому. Иван Тимофеевич обрадованно сказал: «А вот мы с Олюшкой вам и поможем, внука воспитаем». Но Валентина резко осекла его, сказав, что ребёнка будет воспитывать сама с Васиной помощью. Разговор зашёл в тупик. Валентину раздражали эти два пожилых человека, ей казалось, что они отсиживались где-то в тылу, пока они с Васей прошли весь фронт и вот теперь начинают строить свою мирную жизнь, а им хотят в этом помешать.

Вечером пришёл Вася. Он очень обрадовался отцу и Ольге. Было уже поздно. Глаза слипались, хотелось спать, Валентина давно уже спала на своей кровати. Ольге одолжили у соседей раскладушку. Ивану Тимофеевичу постелили на полу. Но они с Васей не ложились до утра, проговорили всю ночь, обсуждая, как жить дальше.

На следующее утро Иван Тимофеевич пошёл в райком партии, там должны были его помнить, и он очень надеялся найти кого-нибудь из старых знакомых. В одном из кабинетов он увидел табличку со знакомой фамилией, постучал и приоткрыл дверь, но строгая секретарша остановила его и спросила, как доложить. «Иван Тимофеевич Забелин», – так же строго представился он. Девушка доложила. «Зови, зови скорее», – раздался весёлый знакомый голос. Старые друзья обнялись и теперь внимательно смотрели друг на друга. Один – старый, худой, помятый, и другой – сытый, холёный, привыкший ко всем прелестям начальственной жизни.

Иван Тимофеевич рассказал о своих проблемах и просил помочь. Узнав, что он из репрессированных и на фронте не был, друг его сразу предупредил: «Ты знаешь, мы сейчас очень много строим, но даже фронтовики стоят у нас в огромной очереди, а тебе придётся ждать и того дольше». – «Что же мне делать»? – спросил Иван Тимофеевич. «А ты поживи пока у сына, а там что-нибудь придумаем, заходи потом».

Иван Тимофеевич шёл по родному городу и думал о том, что он никому не нужен и незачем было сюда ехать.

Он вспоминал адреса старых друзей и родственников. Проходя мимо одного из домов на Литейном проспекте, решил зайти и узнать, жива ли его племянница. Иван Тимофеевич позвонил в дверь, открыла девочка лет десяти. «Мне нужна Таня Соколова», – спросил Иван Тимофеевич. «А тетя Таня уехала осваивать Сибирь», – с гордостью ответила девочка. «А есть ли кто-нибудь из взрослых?» – снова спросил он. «Да, бабушка». Девочка провела его в комнату. Иван Тимофеевич не сразу узнал Танину соседку Пелагею Никифоровну, которая жила здесь ещё до войны. Она тоже его не сразу вспомнила. Она рассказала, что Таня с мужем две недели назад уехали в Сибирь, на стройку, а комната их опечатана. Несколько соседей добиваются через жилотдел разрешения её занять, но у них пока ничего не вышло.

Иван Тимофеевич выслушал её, поблагодарил и сразу вернулся к своему другу в райком. Тот был ещё на месте, он сразу же написал резолюцию на просьбу пожить временно в комнате племянницы. В жилкоме его ждала ещё одна удача. Татьяна, уезжая, оставила заявление о том, что просит поселить в комнате только кого-нибудь из родственников на время её отсутствия, так что вопрос решился удачно и удивительно быстро. Иван Тимофеевич, счастливый, заторопился домой.

Они переехали на следующий же день. Ольга шла за мужем по длинному коридору, который был почти не освещён – видимо, только постоянные жильцы знали, где надо было включить лампочку, – и то и дело натыкалась на какие-то сундуки, велосипеды и другие старые вещи. Это была типичная ленинградская коммуналка. В большом старом доме, который и строился в прошлом веке для сдачи внаём. Его несколько раз перестраивали, приспосабливали к нуждам жителей. В квартире было восемь комнат, кухня и уборная. Мыться ходили в баню.

Ольге сразу понравилась их комната – небольшая по размеру, всего двенадцать метров, она была почти квадратная, с большим светлым окном, выходившим во двор. Потолки были высокие, около четырёх метров. В комнате стояла нехитрая мебель – кровать, стол и два стула. Ольге показалось это жилище просто райским уголком. Она села на стул и заплакала от счастья.

Она теперь часто и беспричинно плакала. Ей было жаль столько напрасно растраченных лет жизни, а сколько их всего-то осталось! Иван Тимофеевич тоже загрустил, его обидел такой неласковый прием невестки. Но они посмотрели друг на друга, улыбнулись, и Иван Тимофеевич сказал: «Олюшка, мы теперь с тобой опять как молодожёны, будет обустраиваться».

Следующая неделя прошла в хлопотах и заботах о прописке и пенсии. Надо было на что-то жить, деньги таяли, как снег. Иван Тимофеевич решил искать работу. Ольга тоже думала, куда бы ей пойти работать, но душа рвалась в Москву. Ей не терпелось поскорее поехать туда, узнать что-нибудь о детях. Она понимала, что на все свои письма вряд ли получит ответ. Знала, сколько людей заняты поисками своих близких, и видела, что вряд ли ей удастся сдвинуть всю эту бюрократическую машину, с её-то силами, возрастом и здоровьем. Казалось, что если она сама приедет в Москву, то скорее найдет там какие-нибудь сведения о детях.

Иван Тимофеевич видел и понимал её состояние. Он решил, что лучше ей ехать одной, а он пока займется обустройством их комнаты и поиском работы. На следующий день он провожал Ольгу на московском вокзале. Это было их первое расставание после встречи. Они так боялись потерять друг друга, что Ольга уже была готова отказаться от поездки, а Иван Тимофеевич жалел, что не взял два билета. Но в Москве её ждала полная неизвестность, она даже толком не знала, где остановиться. Иван Тимофеевич держал её за руку, просил беречь себя, не простудиться, быть внимательной, не доверять кому попало, будто перед ним стояла маленькая девочка, впервые отправлявшаяся в путь. Ольга только послушно кивала головой.

Поезд прибыл в Москву рано утром. Ослепительно чистая после дождя Москва сияла всеми гранями своего архитектурного облика. Этим ярким июньским утром Ольге показалось, что всё обязательно будет хорошо. Мир не без добрых людей, и она уедет отсюда не с пустыми руками.

Люди спешили на работу. Ольга сразу поехала в Центральный архив, где надеялась найти хоть что-нибудь.

Она не узнавала Москву. Сколько новых красивых зданий было построено! Она ехала в московском метро и удивлялась. Тогда, в тридцать пятом, только начиналось его строительство и было всего несколько станций, а теперь толпы людей ехали по эскалаторам вверх и вниз. У неё даже закружилась голова.

Ольга вышла в центре. Дошла до Красной площади. Ей вспоминалась и та дореволюционная Москва, где они жили с Борисом и маленькими детьми, и Москва времён Гражданской войны, и столица в двадцатые – тридцатые годы, где прошла лучшая пора жизни. Город был совершенно другой, словно помолодевший, сбросивший с себя пыль былых лет и тягот. Москва отстраивалась. Появлялись необыкновенные высотные здания. Ольга не видела раньше ничего подобного. Она стояла и смотрела, как будто приехала впервые в этот шумный город из глухой провинции. Ей захотелось проехаться по улицам Москвы и заново открыть для себя столицу.