– и мужественно принимаешь муку и плоти, и души, желая этого больше, чем Своего избавления.

Воля Твоя – спасти, и воля Твоя превозмогает человеческий страх; Ты принял его, как нашу слабость, Ты прожил его и победил – и теперь никто не одинок в предсмертной тоске. Даже здесь Ты не оставил нас, все принял и все исцелил.

Не двенадцать ли легионов ангелов готовы были уберечь Тебя? Но Ты пожелал спасти, а не спастись.

И одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский!

И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему.

Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его (Мк. 15:17–20).

Он до дна выпил чашу худшего из унижений, прошел путь, которого постыдился бы любой преступник, умер на потеху толпе, выставленный напоказ, чтобы каждый желающий мог насладиться каждым мигом Его боли.

На все это Он пошел единственно ради власти прощать и спасать и избавлять от смерти. Власти снова и снова склоняться к нам, чтобы помочь нам подняться, омыть наши ноги, омыть наши раны, просветить и украсить нас.

И другой власти над нами Ему не нужно.

Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми (Рим. 14:9).

Его власть, безусловно, во благо тем, над кем Он властвует. Власть Иисус берет не для того, чтоб через нас самоутверждаться, не ради Себя и Своего величия – она для того, чтоб освобождать нас от всякой прочей власти: людской, греховной, смертной.

Чтоб человек был в благой воле Того, Кто его любит и желает ему жизни и спасения.

Распятие

На кресте

…Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23:34).

Во Христе не только Бог прощает человека – «прощаются тебе грехи твои», но и человек прощает человека. Истинный Бог – Он отпускает грехи. Истинный человек, всецело человек – прощает зло, обращенное против Себя. Предательство, отречение, трусость друзей, неправедный суд, глумление, насмешки, избиение, казнь Он переживает как человек и прощает врагам Своим – как человек.

Кровавый пот Гефсиманской молитвы – цена смирения перед грядущим ужасом; но какова же цена человеческого прощения тех, чьими руками этот ужас воплощается?

Через душевную муку, через сердечную тоску, не с высоты Божественного величия, не умаляемого нашими грехами, а через боль и унижение до самой глубины. Приняв и понеся на Себе все свидетельства вражеской злобы, от поцелуя на щеке до гвоздей в запястья. Отрекаясь от любой возможности, да что там – от любой мысли об отмщении.

Прощает не тех, кто просит милости и признает Его Господом, а тех, кто в те часы это прощение не удостоил бы и плевка.

И заслоняет Своим прощением перед Отцом: прости им, Отче, ибо не ведают, что творят. Он не желает стать причиной адских мук – ничьих. Если Он осудит за то, что с Ним сделали, никто не устоит; но Он не осуждает. Он прощает, и уже прощенные вольны принять это прощение или им пренебречь.

Смерть

Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине.

Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух (Лк. 23:44–46).

Сострадаем Сострадающему нам и смиряемся Его смирению.

Источник воды живой говорит: «Жажду», и сама с собой расстается на Кресте Жизнь. Во тьму тьмы спускается Свет, да не останется отныне вечной разлуки.

Пересохших губ не коснется вода, но под копьем изольется из-под сердца, омывая, очищая, крестя нас, заливая огонь и жажду ада.

Мы в ужасе и скорби стоим перед Его Крестом и Гробом, и от нестерпимой боли меркнет солнце и, как завеса, рвется сердце. Пятница – достижение всяческого предела и шаг за предел: человек разлучается с Богом, и стоящие у Креста не утешены и не ободрены.

Как страшна их первая ночь без Христа. Как плачут они во тьме: «Как же мы теперь без Тебя? Зачем нам сама жизнь?»

А Господь отвечает от гроба: свершилось, растерзаны узы смерти, отныне вы свободны. Радуйтесь о воле Отца, радуйтесь о мужестве Сына, радуйтесь о торжестве Духа, о Любви, победившей смерть.

Его свет и жизнь невидимо сияют тем, кто во смертной тьме не знал никакой надежды.

Ты вернешься, Победитель, ни минуты не бывший побежденным. Вернешься к нам, терзающимся, зовущим и живущим Тобой. Вернешься, чтобы утереть слезы, которые мы льем, пока Ты обнимаешь тех, к кому сейчас сошел.

Вернешься – и возрадуемся о Тебе.

Крепка, как смерть, любовь, сказано древним. А отныне скажут: смерть перед Любовью ничто.

Стоявшие у креста и гроба

…пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова.

Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер?

И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу.

Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба.

Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали.

По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его (Мк. 15:43–16:18).

В истории с женами-мироносицами и теми несколькими мужчинами у Креста и Гроба Христова поражает, насколько же им был нужен и дорог Он Сам.

Все кончено. Он убит. Прахом пошли три года жизни тех, кто ходил за Ним, прахом – их мечты, чаяния… даже не политические, не эгоистичные. Совершенно любые. Хотя политические и эгоистичные, конечно же, в первую очередь.

Но есть те, кто любил Его не за свои надежды и Его возможности. И даже не за Его слова, учение.

Просто Его Самого. Таким, какой Он был. Любили не Проповедника, Равви, Мессию, Царя, а Человека.

Не только Его слова, но Его голос, не только чудеса исцеления, но Его доброту.

Любили Его Самого.

Те, кто стоял у Креста и Гроба, пережили глубочайшее чувство жалости живого к мертвому. Сильного – к слабому, бессильному и все потерявшему.

Эта жалость – скорбное одеяние настоящей любви, не ищущей своего.

Вот Никодим, склонившийся над Телом. Что думает он, глядя на убитого мучительной смертью молодого Равви, с Которым некогда беседовал ночью о рождении от воды и Духа? Никодим немолод. Касаясь руками Его израненного тела, что он чувствует – не отеческую ли жалость к Тому, Кого слушал, на Кого смотрел той ночью? Боль настоящую, человеческую, от потери Того,