Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же и Иосиф из Аримафеи, «человек добрый и правдивый». «Член совета» – значит, не юноша. Он, как и другие, «ожидал Царства Божьего», о котором говорил Иисус. Он ждал Царствия, да и учеником был тайным, «страха ради иудейска», но именно этот немолодой уже, не очень храбрый человек любил Его превыше Его слов и обещаний Царствия.
Может быть, он понял это только сейчас, стоя над Ним.
Вот женщины, притихшие и скорбные. У них не было политических чаяний – даже в самых смелых мечтах никто из них не возомнил бы себя «министром» в земном царствии Мессии. Мужчины могли надеяться на многое и ожидать от «того самого» Мессии богатых земных даров. Они могли лелеять честолюбивые помыслы, но не женщины.
Зато женщины знают о Нем то, чего не знает ни один мужчина.
Есть тайны, которые были и остаются между Ним и женщинами.
Он защищал их. Говорил с ними как с равными, нимало не унижая перед мужчинами. В мире, где их слово не стоило ничего, Он доверял им говорить о Себе. Рядом с этим Человеком и они становились не придатками к мужчинам, а людьми во всей полноте.
Жаль, что самаряне не ходили на Пасху в Иерусалим. Иначе жен-мироносиц было бы на одну больше.
Женщины уязвимее мужчин и потому острее чувствуют доброту. Для них Христос был образом подлинного Мужчины – сильного, доброго, великодушного и благородного, нетерпимого ко всякому злу и всякой неправде, но снисходительного к человеку. Такого, каким Бог и задумал, и сотворил мужчину. Они чувствовали Его любовь и любили в ответ, не желая ничего, кроме одного – чтоб Он был.
Их любовь чиста и целомудренна: Христос таков, что невозможно быть с Ним рядом и искушаться греховными помыслами, Он не провоцирует на грех, а избавляет от него.
Иосиф, Никодим, Иоанн, мироносицы – их привело ко Кресту и Гробу то, что они разглядели в Нем Человека и полюбили Человека.
Не ради себя, а ради Него Самого.
Можно свергнуть царя, развенчать мессию, объявить лжепророком пророка и утерять к ним всякий интерес. Но человека, которого любишь, нельзя «расчеловечить». Даже если он осмеян, оплеван, избит и казнен.
«Зачем ты идешь за Ним?» – спрашивают порой христиан. «Зачем тебе Бог, что Он дает?»
«Самого Себя», – отвечают Никодим и Иосиф, Иоанн и мироносицы. Не «зачем», а «почему» – потому что это Он и больше ничего не надо, Тебя лишь, Господи.
Чистым саваном, драгоценными ароматами, новым гробом в саду скажут они Ему последнее «люблю», которое сойдет с Ним в смерть.
И выйдет с Ним в жизнь.
Свет сквозь слезы
…в субботу остались в покое по заповеди (Лук. 23:56).
Великая Суббота, день покоя. Апостолы и женщины в горестном оцепенении. Такой полубессмысленный, полубессознательный день, когда лежишь и не можешь ни встать, ни думать, наплакался до бессилия, до хрипоты, мир рухнул и разбился в осколки, и непонятно, как жить и зачем теперь вообще жить.
Невообразимо представить, что еще позавчера все было хорошо! Позавчера, в четверг, они радостно готовились к праздничному ужину и были полны самых радужных надежд… И вдруг… в единый миг… все рухнуло, и как страшно рухнуло!
И Тот, Кто был смыслом их жизни, сосредоточием всех упований, – схвачен, казнен позорной казнью и лежит теперь в гробу, мертвый и холодный.
Как же это невыносимо, как невыносимо-о-о…
Только простонет кто-нибудь в бессилии: «О-о-о…», подняв в никуда пустые от боли глаза – и снова падает головой на руки.
День безутешного покоя, день незримого света.
Еще никто из живущих не знает, но знают самые бессильные и беззащитные: знают мертвые. Шеол уже разрушен, и завеса между Богом и человеком навсегда разодрана. Больше нет безнадежного расставания с Богом в смерти, потому что и смерть Он подчинил Себе, чтобы отпустить измученных на свободу, Он – пришедший в мир пленных спасти.
День прозрачного света и неслышного нам вздоха облегчения.
На земле еще плач и стон, а там уже все свершилось: огонь небесный сошел в шеол, свет исполнил собой беспросветность, Бог там, где не было Бога, и бедные пленники уже прижимаются к ногам Спасителя, прячут лица в складках Его одежды, целуют Его руки.
Праведные и грешные, все видят Его свет, чувствуют тепло Его жизни, ко всем протянуты Его руки и каждого Он берет за руку, для всех звучит Его голос, зовущий, утешающий, прощающий, и Он обращается к каждому, никто не обойден, ни от кого не отведен Его взгляд.
Всем Он говорит: идите за Мной.
И властен вывести всех.
И грядущей ночью Христос вернется не как вызволенный от смерти спасенный Лазарь, а как Воин и Победитель смерти и ада, не оставивший им никого и ничего.
Христос воскрес
Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого;
Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам.
И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его (Мк. 28:5–8).
Есть тайны, которые останутся тайнами навсегда. Мы не знаем, как совершилось величайшее чудо Воскресения Христова.
Может быть, Он вернулся к нам на раннем рассвете, в необыкновенно тихий полуутренний-полуночной час, когда уже уснули самые упрямые полуночники и еще не проснулись самые неугомонные жаворонки. Час тишины, час ожидания, час, который почти никто никогда не видит. Когда воздух полон серой рассветной хмари и все живое спит. И спала стража у костра при Его гробе, и спали ученики, и спал весь мир.
Все замерло, и только в саду, где был Он похоронен, дрожала утренняя роса на узких, серо-зеленых в рассветном полусвете листьях.
Чудо свершилось в тишине – слишком всеобъемлющее, слишком непостижимое, чтобы являть себя. Взошедшее солнце ослепительно озарило уже свершившееся Воскресение и уже спасенный мир.
Не стало во вселенной бездн, откуда не докричишься до Бога. Он сошел в ад и освободил пленников, отпустил измученных на свободу, спас не смевших и просить о спасении, избавил нас от вечной разлуки с Богом. Он Собой прикрыл нас от самого жуткого, что только может быть – от вечной разлуки с Богом. Теперь никто и никогда, кто любит Господа и хочет быть с Ним, не останется без Него. Он воскрес, и мы будем жить: Он так хочет. Мы не узнаем – по крайней мере, в этой жизни – тайны первых минут Воскресения, Его первого вздоха, первого взгляда из-под вновь открывшихся