Я цепенею.

– Ты отправился туда к… к врукам, – шепчу я, пораженная отголоском страха, который испытала тогда, поднимаясь на башню. Ему на смену быстро приходит запоздалый прилив облегчения.

Рордин выжил.

Поглощенная осознанием, я почти не замечаю, насколько Рордин неподвижен, пока он не набирает полную грудь воздуха и не выпускает его с хриплым вздохом.

– Да.

Короткий ответ умаляет мое удовольствие, но я гоню эти мысли прочь, вдыхая жизнь в томительное чувство, от которого сердце бьется легче и слаще.

Он здесь, со мной, утоляет жажду моего тела и возрождает надежду в груди.

– Как ты остался жив?

– Мой меч бил первым.

Рордин отпускает мои запястья и поднимает меня, обмякшую, вялую. Прижатая к его груди, я слушаю мерное биение сердца, пока он несет меня в комнату, где в нос бьет смесь травяных ароматов. И давящий запах моего гона.

Мои щеки начинают пылать, когда Рордин огибает комнату, проходит мимо постели и туалетного столика, направляясь к ванне. Он погружает меня, прямо в халате, в ледяную воду – жидкий бальзам для разгоряченной кожи.

Приходится сдерживаться, чтобы не утянуть Рордина за собой.

– Их когти…

– Бесполезны, пока не нанесут удар.

Рордин разворачивается, оставляя занавески раздвинутыми, и я вижу, как он уходит к двери – обнаженные мышцы перекатываются с каждым резким шагом, мокрая рубашка зажата в крепком кулаке.

– Подожди, ты куда? Ты ведь не уходишь?

Он останавливается на полпути и поворачивает голову. Я вижу его профиль поверх широких плеч.

Он не смотрит мне в глаза. Остается лишь холодная отстраненность.

Все нутро переворачивается еще до того, как он заговаривает.

– Помни о своем обещании. И учись-ка трахать себя собственными пальцами. Моими ты больше не воспользуешься.

Его слова наносят сокрушительный удар, моя надежда разлетается миллионом искореженных осколков.

Всхлипываю, задохнувшись.

Прижимаю колени к груди, тело вдруг кажется слишком обнаженным, беззащитным, я смотрю, как Рордин шагает к выходу, будто там лежит его спасение.

Он застывает на пороге, сотканный из тени и бугрящихся мышц. Склоняет голову на мгновение, а потом уходит, хлопнув дверью, – возвращает на место тот самый барьер.

Содрогаюсь от грохота.

Слушаю удаляющиеся шаги, каждый вбивает в мое израненное, истерзанное сердце новый гвоздь. Когда Рордин добирается до нижней площадки, я уже задыхаюсь от букета ядовитых чувств, но лишь одно затмевает их все и заставляет дрожать, несмотря на жар…

Стыд.

Глава 24

Орлейт

Мир снаружи сер и мрачен. Дождь прекратился, но все небо затянуто облаками, они не пропускают и лучика даже к верхушке башни.

Я скучаю по солнцу, по тому, как оно наполняет меня светом. Мне кажется, что моя душа утекает прочь – я увядаю.

Как будто я опустела.

Не помогает и то, что этим утром я проснулась без лихорадки, чему порадовалась целых две секунды, прежде чем поняла, что от меня смердит кровью.

С ощущением, будто я обмочилась, я откинула одеяло и пришла в ужас: там было алое пятно, пропитавшее простыню и матрас. Мало того что пришлось все поменять, так теперь у меня в исподнем лежит комок плотного, впитывающего материала.

Со вздохом бросаю взгляд на тяжелые облака, соскальзываю с подоконника и встречаюсь взглядом с манекеном у дальней стены, закутанным от шеи до пят в кроваво-красное платье.

Широко распахнутые глаза, что смотрят в никуда.

Я вся ощетиниваюсь.

Танис доставила его утром, и теперь он в моем личном пространстве, постоянно напоминает о том, что бал, Трибунал и Конклав не за горами. Триада вынужденных пыток.

Ежемесячный Трибунал необходим, чтобы народ Рордина высказал ему прошения, а когда сюда съедутся все остальные со всего континента на бал и Конклав?.. Следующие несколько дней будут непростыми.

Чем меньше я об этом думаю, тем лучше.

Хватаю покрывало с края кровати и набрасываю на манекен, скрывая доказательство настойчивого намерения Рордина ввести меня в общество против моей воли. Взяв сумку, рассыпаю ее содержимое по постели. Хочу собрать заново то, что понадобится днем, но вдруг меня покидают все силы, и я просто роняю ее.

Просто… не могу, и все тут.

Сняв ночную сорочку, натягиваю свободные штаны с рубашкой и направляюсь к двери.

Кай меня подбодрит. Ему это всегда удается.

Как раз устраиваюсь на краю камня, когда из воды показывается голова Кая. Волосы зачесаны назад, глаза мерцают, как два нефрита. У него раздуваются ноздри, брови сходятся у переносицы, и он придвигается ближе – мощные плечи вздымаются над серебристой поверхностью, и меня касается его пульсация.

– У тебя кровь.

Вздыхаю, перекатывая в руках яблоко.

– Боюсь, не тот случай, когда ты сможешь ее зализать.

Кай вскидывает брови и склоняет голову, обнажая три тонкие линии сбоку на шее.

– Уверена?

Когда до меня наконец доходит, я бросаю яблоко ему в голову.

Кай ныряет, яблоко падает в воду секундой позже. А потом Кай появляется вновь, уже с ним в руке, и, внимательно глядя на меня, с хрустом откусывает.

– Чего так смотришь? – бормочу я, болтая в воде ногами.

– Ты грустная.

– Такое бывает, когда достигаешь половой зрелости и возвращаешься к ношению пеленок, и все это за одну неделю.

– Это точно. – Кай ухмыляется. – Плавание под запретом…

– Молчи.

– Можешь привлечь акул.

Я стону, а он смеется, придвигаясь ближе, а потом снова кусает яблоко и оставляет его на камне. Кай закатывает мне штаны до самых колен, хватает меня за бедра и поднимет с впечатляющей для того, кто наполовину погружен в воду, силой. Усадив меня на край валуна, он устраивается между моими широко раздвинутыми коленями.

Чувствую, что мне нужно положиться на того, кто не состоит весь из ледяного камня. Наклоняюсь вперед, наслаждаясь прикосновением шелковистой кожи Кая к моей щеке, и вдыхаю его густой, солоноватый аромат.

Нет никакой паузы. Отрада не омрачается ни единым мгновением неловкости. Пусть мы из разных миров, мы стерли эту явную черту между нами и завязали теплую, уютную дружбу.

Мое счастье.

Кай обхватывает меня руками, притягивая ближе.

– Я уже говорила тебе, что ты мой самый лучший друг?

– Говорила, – рокочет он и проводит кончиками пальцев, словно кистью, вверх-вниз по моей спине, расписывая ее красками своей любви. – И никто никогда не сможет этого изменить.

Утекают мгновения, мы сплетены в мирной непринужденности, и нежные объятия Кая помогают мне почувствовать себя чуточку лучше.

– Орлейт…

– М-м-м?

– Думаю, я знаю, что тебе нужно, – шепчет Кай, и его рука застывает ниже моей талии, а в голосе звучит