Он не смотрел. Он вел машину, продолжая говорить, специально, чтобы она плакала. Да! Он прямо так и повторял через слово:

– Ты поплачь, поплачь, Наташ. Это хорошо! Это освобождает…

Может, да, а может, нет. Легче уж точно не становилось. Напротив. Внутри все разбухало и множилось, и тоска какая-то внезапная, и сострадание ко всем, включая себя. Лицо, которого она весь день не чувствовала вовсе, без конца растирая щеки, теперь пламенело.

А он все:

– Ты поплачь, миленькая, поплачь… А хочешь, брось эту работу к чертовой матери, а!

– А что я буду делать?! Что я умею?!

– Детей станешь рожать, – тихонько подсказывал ей Никита, медленно переезжая с улицы на улицу. – От меня станешь рожать детей.

– Так я не умею! – ревела она.

– Так никто не умеет, а рожает. Научишься, Наташ.

Он улыбался. Ему было весело! А она…

– Смейся, смейся! – новая пурпурная волна плеснула ей на щеки. – А вот возьму и рожу, что тогда?

– Ничего. Стану воспитывать.

– И рожу!

– И роди!

– Вот только… Вот найду отравителя и тогда…

– Бедная моя, бедная. – Никита покачал головой. – Неспроста говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь.

– Это ты о чем? – шевельнулось в ней нехорошее предчувствие.

– Ты, наверное, целый год станешь разгребать это гадкое дело.

– С отравлением?

– Если бы с ним одним! – Никита свернул в какой-то незнакомый ей переулок. – Меня ведь чего за тобой Лесовский-то послал…

– Чего?!

– У нас очередное нападение на участника той веселенькой вечеринки. – Никита глянул на нее с жалостью. – На этот раз пострадала та самая девушка, которую ты освободила из-под стражи…

Он пил всю ночь, чокаясь с портретом собственной жены. Пил и не пьянел, что странно. Время от времени выходил из дому, подставлял лицо ледяному ветру, чтобы остудило, чтобы выветрило из него жгучую ярость, которая выкорчевывала из него все его убеждения о том, что он не ревнивец. Не получалось.

Он же никогда прежде не думал, что способен был ревновать, черт побери! Он же никогда не ревновал Лильку при жизни, никогда! А тут так прихватило, что хоть вой в глухую темень морозной ночи. И что еще страшнее было: чем больше он смотрел на ее портрет, обрамленный по уголку траурной ленточкой, тем красивее она ему казалась. Во как! При жизни Лильки, проснувшись раньше нее, рассматривал жену подолгу, и ничего, кроме надменной рыбьей холодности, в ней не находил. Ничего! А тут все просто выворачивалось при мысли, что ее лицо мог трогать кто-то чужой. Прекрасное лицо, чего уж…

Думать про ее постельную возню с кем-то он просто не мог, он с ума сошел бы тогда, точно. Или дом спалил, или убил бы кого-нибудь. Правда, никого под рукой не было. Домработница ушла при его появлении. Скользнула в холл сушеной крысой, прошуршав, что ужин на три персоны она приготовила и даже стол накрыла. И ушла. А то, попадись она ему под горячую руку, неизвестно что было бы.

Ближе к утру температура на улице резко начала подниматься, пошел снег, постепенно переходящий в дождь. Огромные стекла в гостиной зашлись ледяными слезами, и Кагоров заплакал тоже. Зло плакал, судорожно, сквернословя, без конца опрокидывая в себя водку, и не ел почти, хотя домработница расстаралась. Отключился как-то незаметно прямо за столом. Очнулся почти в девять. Мотнул тяжелой головой, застонал. Болело не только под черепушкой, но и в груди, в ногах, в руках. Будто он всю ночь не пил, заходясь в безумной бессильной ревности, а вагоны разгружал, как когда-то в студенчестве.

Вытянув руку, нащупал бутылку с минералкой. Жадно припал к горлышку, плеснул потом себе в лицо, а остальное вылил на голову. Надо, надо было приходить в себя. У него на сегодня столько дел! Вчера планировал разобраться кое с кем, да не вышло. Не помнил, как к дому свернул, как машину возле гаражных ворот бросил, как пить принялся едва ли не с порога столовой, забыв раздеться.

Нет, сегодня он точно все доделает, что не успел. Для начала Витьке позвонит, про долг напомнит, а заодно и адрес точный его супруги Александры спросит. По слухам, не осталась она у него, к себе вернулась. Ведь прежде чем снова себе на больную мозоль наступать, следовало немного психологически разгрузиться. А Александра для этого подходила как нельзя лучше. Вот что-то подсказывало ему, что с этой бабой можно и за жизнь поговорить, и на груди ее выплакаться. Это не Стаська и не Натали Каныгина, которые станут жеманиться и тут же в штаны полезут. Это реальная тетка, способная выслушать, а то и совет дельный дать.

Телефон у лысого мерзавца был с определителем, и тот долго не подходил, узнав кагоровский домашний номер. Локти кусал? Последние волосы на своей плешивой башке рвал? Его проблемы. Попал на бабки, будь добр платить.

– Алло, Дима? Приветствую тебя, – сразу заюлил, заюлил, хитрый лис. – Как ты? С горем справляешься? А то подъеду, посидим вместе…

– Сесть еще успеешь, – брюзгливо пошутил Кагоров. – Как наши дела, Витек? Когда собираешься долг отдавать?

– Ах, вон ты о чем! – тот делано рассмеялся. – Так все уже в порядке. Завтра встречаемся и…

– Ну-ну, смотри, а то я не посмотрю на твой преклонный возраст… Кстати, Саша твоя где сейчас обитает?

– Саша?

– Да, да, Саша!

– К-какой Саша?

Виктор вдруг начал заикаться, и не понять было: прежний ли испуг от вновь затребованного долга тому виной или упоминание о супруге так его разволновало.

– Не какой, а какая, – терпеливо пояснил Кагоров, догадливо ухмыльнувшись.

Понятно, хвостом крутит старый лысый лис. Кто же добровольно от такой бабы откажется? Только такой идиот, как он, предпочтя старому проверенному другу молокососку безмозглую.

– Я про жену твою, Виктор. Где она живет?

– Ты про Мусю, а я-то… – он снова наигранно хохотнул. – Так она у себя на квартире. Я вот решил спальню нашу отремонтировать, ну, сам понимаешь, после всего, что случилось, ей как-то не очень приятно в ней ночевать. Вот она и решила пока у себя пожить. Не любит ремонтной суеты, да…

Врал сивый мерин. Врал стопроцентно. В доме этих спален было… Могла бы Сашенька и в любой другой переночевать, пока их супружеская реставрировалась и отмывалась после мужниного блуда. Не захотела почему-то под крышей своего дома оставаться. В квартиру вернулась.

– Адрес квартиры дай, – безо всяких реверансов потребовал Кагоров.

– Адрес?! – переполошился Виктор. – Адрес зачем?!

– Тебе-то что, Витек! Или про уговор наш забыл? Мог бы ее еще на Новый год полыхнуть…

– Так там у тебя эта мокрощелка была! – возмущенно перебил его Виктор. – Как там ее… Таисия, кажется. Подруга моей Ленки. Ее потом вроде по подозрению и загребли. Разве не так?