Придвинул ему кресло, особый знак почтения, оно и так стоит удобно, он с легким кряхтением опустился, лицо расслабилось, глубокие складки на лбу почти исчезли.

— У тебя так спокойно, сын мой, — сказал он одобрительно. — Просто отдыхаю душой…

— Правда? — сказал я. — Эх, а я как раз думаю, что пора начинать поднимать бурю.

— Бурю? Какую бурю?

— Медленную и осторожную, — пояснил я, — идеологически подготавливать крестовый поход на Юг.

Он посмотрел с вопросом в мудрых глазах.

— Что ты имеешь в виду, сын мой?

— Народы Севера, — объяснил я, — должны знать и верить, что военные расходы — необходимы. В столкновении равных по мощи сил всегда побеждает та, народ которой верит в свою правоту. Потому я предлагаю одну интересную идею…

Он коротко усмехнулся.

— Ну да, сын мой, у тебя голова ими забита, а еще новые рождаются каждую секунду.

— Спасибо, отец Дитрих, — сказал я. — Идея должна быть глобальной и всем понятной. Даже военным. Гениальность в простоте, в ней же и убедительность. Я вот снова подумал насчет Адама и Евы. Сперва я хотел в пропагандистских целях доказать, что Змей до Евы кого-то еще соблазнил, чтобы этими засранцами населить весь Юг…

Он задвигался, отклеился от спинки кресла и наклонился в мою сторону. В глазах зажглись огоньки интереса.

— Продолжай, сын мой.

— Потом подумал по-оккамьи, — сказал я, — что не стоит усложнять, годятся и те дети, рожденные Евой от Змея, о которых знает каждый: Каин и Авель.

— Поясни…

— Каина за убийство брата изгнали, — напомнил я, — он взял жену или жен и ушел далеко-далеко, где стал родоначальником могучих и великих народов, так ведь?

Отец Дитрих кивнул.

— Верно, сын мой. Он построил первый город на Земле, его дети много чего изобрели и открыли, в том числе ковку металлов, изготовление оружия, плуг и еще много чего, из-за чего самые рьяные христиане требовали отказаться от городов, металла, даже одежды…

— Гм, — сказал я, — чистые и честные люди бывают опаснее жуликов. Так вот, Адам и Ева, помирившись через сто лет, все-таки завели и своего ребенка, в котором нет ничего от Змея. Назвали его Сифом, был он весьма пресным и богобоязненным, ничем себя не проявил, то есть никого не убил и не зарезал, а ведь именно убийства идут в плюс и остаются в памяти народной, что какими-то идиотами названа мудрой. Мудрость народная… это же надо такое сказануть!

— Господь, — напомнил отец Дитрих, — повелел Сифу держаться подальше от потомства Каина, что тот послушно и сделал!

— Так то Сиф, — возразил я, — но, как сказано в Библии, его внуки и правнуки все-таки вошли в соприкосновение с потомством Каина, вернее, те вошли в соприкосновение с потомством Сифа. Да еще как вошли!.. Порок всегда привлекал, вон даже та дура-первоженщина, что ничего не знала, не умела и не понимала, и то попалась… Непорочное и чистейшее потомство Сифа смешалось с потомством Каина, рожденного от Змея, и с той поры нет на свете человека, который мог бы считать себя чистым от крови этого пресмыкающегося, что тогда, правда, им не был, а был красавцем мужчиной, хоть и полным скотом.

Он кивнул, сказал невесело:

— Все верно. Все перемешались. Теперь в каждом живущем человеке есть ядовитая суть Змея, от которой не удалось избавиться, даже много веков спустя с помощью потопа. Но к чему ты клонишь, сын мой?

Я признался:

— Дело непростое, потому и зашел издалека. У меня в таких вопросах поступь медленная и тяжелая, как у крестоносца. Я вот предположил, что пара племен еще при живом Каине пошла дальше и дальше, пересекла океан… если материки тогда разделял океан, а могли быть и, к примеру, соединены перешейком, и вот племя потомков Каина перебралось туда, затем перешеек ушел под воду, связь прервалась, и там на Юге развился народ только из потомков Каина, в которых вовсе нет и частицы благодатной крови Сифа, как у нас…

Он задумался так глубоко, что я заподозрил было, что он заснул, однако отец Дитрих тяжело вздохнул, произнес задумчиво:

— Да, интересная версия…

— Она верная, — заверил я.

— Есть… какие-то свидетельства? — спросил он.

— Только косвенные, — ответил я. — Но достаточно убедительные для человека, который намерен вести туда воинов церкви!

Он помолчал, во взгляде появилось замешательство.

— Я понимаю тебя, сын мой. Но церковь потребует ясных доказательств.

— А если хитрые жрецы Юга, — возразил я, — тщательно уничтожают все прямые улики? В этом случае церковь сыграет на руку своим противникам! Отец Дитрих, моя версия абсолютно верна, потому что она справедлива и ведет к вящей славе Церкви!.. Нужно убедить остальных священников и проповедников, что в этом деле не нужно бояться перегнуть и нельзя быть слишком щепетильными, ибо враг с нами не щепетильничает.

— Гм…

— Если все провернуть идеологически правильно, — заверил я, — поднять ярость масс и революционный порыв по очищению мира от скверны, то половина победы у нас в кармане!

— Мне бы твою уверенность, сын мой…

Я сказал пламенно:

— Всяк честный человек должен возгореться жаждой истребить зло, чтоб всем сразу стало жить хорошо. Даже те, кто остается дома, будут работать на поход, ибо все для фронта, все для победы!.. Добьем врага в его собственном логове!.. Истребим его семя, чтоб некому было им завидовать! И сразу заживем счастливо и богато.

Он хмыкнул, но, похоже, я его все-таки поколебал. Хотя по возвращении из Ватикана он уже не говорит, что построим Царство Небесное при нашей жизни, однако идеализм в нем должен был укорениться глубоко, без него вообще нельзя стать верующим.

Он поднялся с кряхтением, спину разогнул с натугой, но сказал достаточно твердо:

— Мне очень не нравится твой цинизм, сын мой, но ты определенно стремишься к Свету и других с собой зовешь…

— Да еще как громко!

— Вот только нехорошо обманывать.

— Святой отец! — вскрикнул я. — Если я буду призывать народ идти со мной к Свету, кто пойдет?.. А если за богатой добычей, то отбою не будет! Вот и приходится вести к Свету, заманивая богатой добычей, красивыми конями и бабами с вот такими, которых можно увести в наложницы или взять по праву… ну, право всегда найдется.

Он тяжело вздохнул, покачал головой и пошел к двери, не сказав ни слова. Я все еще ждал, он на пороге обернулся, словно чувствовал мой взгляд, снова покачал головой и вышел.

Желудок требовательно квакнул, я тут же зыркнул в окно, ну да, время обеда, так я и поверил, что умираешь с голоду, зато есть повод бросить опостылевшую работу, я ж не на диван лягу, а пойду пожру и снова за работу, если не сумею по дороге за что-нить зацепиться, чтобы не возвращаться в кабинет.