Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва вышел из рабочего пространства и продвинулся по коридору, где позволительно находиться только мне и стражам, а также тем, кого ведут ко мне, как в зале ко мне бросился сэр Фортескью, очень оживленный и радостный, словно три женщины кряду назвали его красавцем, раскланялся на ходу.
— Ваше высочество! Поздравляю!
Я буркнул, не останавливаясь:
— Спасибо. А с чем?
— Все только и говорят о королеве турнира из Фезензарда!
— А-а-а, — сказал я.
— Ваше высочество!
— Ну?
— Как-то вы реагируете не так как-то вот.
— А как надо?
Он сказал восторженно:
— Что за женщина!.. Она просто чудо! Все в восторге! Она так же великолепна, как седло из рук самого мастера Крулля, ожерелье от Монпанса или ваш Бобик!
— Нет уж, — возразил я, — с Бобиком ни одна женщина не сравнится. Бобик — это Бобик, а женщины — всего лишь женщины…
К нам пристроился лорд Арчибальд Вьеннуанский, веселый и белозубый, пахнущий хорошим вином.
— Ваше высочество!.. — вскричал он пламенно. — Из-за таких женщин войны начинаются, а она сама в ваши руки…
Я посмотрел на свои руки, засовывать в карманы не стал, просто сжал в кулаки, чтобы уж тогда ничего не ухватить.
— Великолепна, — поддержал и Фортескью. — Все от нее без ума. Обворожительна, внимательна, умна, держится с достоинством, всем умеет сказать ласковое слово…
— Сэр Ричард, — сказал Арчибальд настойчиво, — на такой не отказался бы жениться и сам император!
Приблизились, прислушиваясь к разговору, лорд Бенедикт Карберидж, верховный лорд Джералд Бренан, лорд Уильям Дэвэнант и лорд Томас Фуллер, поклонились, но помалкивали.
— Не возражаю, — сказал я.
— Женитесь? — спросил Арчибальд жадно.
— Нет, пусть женится император, — сообщил я. — Разрешаю.
Он тяжело вздохнул.
— Не понимаю, что вам еще нужно?
Я промолчал многозначаще, лорд Фуллер прогрохотал мощно:
— Сэр Ричард, так можно упустить лучших женщин! Она же с вами рядом, вы общаетесь и лучше всех знаете, какое прелестное чудо с вами рядом! Почему вы упираетесь?
Я остановился, они тоже мгновенно замерли, очень внимательные и вежливые. Я выставил вперед ногу, демонстрируя великолепные новенькие сапоги, пошитые лучшим сапожником Геннегау.
— Как вам мои сапоги?
Фуллер пробормотал:
— Великолепны… Нет слов.
— Бесподобны, — согласился Дэвэнант.
— Я такого великолепного кроя еще не видел, — подтвердил Карберидж. — Просто чудесны! Завидую вам, ваше высочество!
— Ага, — сказал я с сарказмом. — А кто из вас знает, где они мне жмут?
И оставил их разгадывать, что я сказал и к чему.
Новая королева турнира, естественно, привела с собой в качестве фрейлин своих верных подруг и тех, с кем хотела бы подружиться, и дворец снова наполнился возбуждающим хорошее настроение женским чириканьем, щебетанием, возгласами и серебристым музыкальным смехом, когда вот так призывно открывают ярко красные влажные ротики с белоснежными зубками и, блестя глазками, улыбаются в эти моменты не как сюзерену, а как своему лучшему другу, с которым есть некие общие тайны.
Ротация кадров, подумал я одобрительно, это хорошо, это освежает систему. Каждая королева турнира приводит свой штат, а уволенные возвращаются туда, откуда пришли, и страстно надеются, что в следующий раз им повезет больше и они захомутают в мужья какого-нибудь знатного красавца из окружения этого опасного Ричарда Завоевателя.
А может быть… и его самого!
В малом зале Тайного Совета мои лорды, призвав на помощь сэра Жерара и барона Эйца, разложили на столе бумаги, исписанные мелким почерком, старательно изучают их с таким рвением, что взмокли, у Альвара Зольмса лицо устало вытянулось, а Куно то и дело вытирает лоб широким рукавом камзола.
— Дорогу через болота прокладываете? — спросил я одобрительно. — Никаких обходных путей!.. Болота засыпать, рабочих рук у нас много, утрамбовывать тщательно, дать отстояться, а затем шпалы поверху!
Альвар вскинул голову, лицо малость одурелое, глаза в кучку.
— Дорогу?.. — переспросил он непонимающе. — Какую дорогу?.. Ах да, ту самую… Нет, мы тут занимаемся действительно важным делом…
— Армией? — спросил я. — Молодцы, армия нужна сильная и боеспособная, мы же гуманисты и демократы! Без армии толерантность в другие страны не занести, а на остриях наших копий непобедимой и победоносной, овеянной славой побед… ну, вы поняли.
Он сказал замученно:
— Какая армия?.. Мы сравниваем, как бы сказать, потенциальную ценность королевских династий соседних королевств. Когда Сен-Мари было отгорожено Барьером, такой проблемы не было, сейчас, увы, есть.
Я набычился, еще не врубаясь, а лорд Оскар Лаубе протянул мне один из листков:
— Сюда мы выписываем наиболее приемлемые кандидатуры…
— Для чего? — спросил я и взял лист. — Что это за… по-моему, тут одни бабы?.. И на какие их должности?
— Женщины, — поправил Лаубе с мягким укором. — Девушки, даже девственницы. Некоторым вообще по семь-девять лет.
— Чего? — переспросил я отупело.
Они переглянулись с жалостью к моим умственным способностям, Карл Людвиг Кнеббель сказал проникновенно:
— Возраста, ваше высочество! Возраста. Это значит, количество лет человеку или животному.
— Или птице, — подсказал Лаубе. — У птиц тоже бывает возраст.
— Даже у рыб, — согласился Кнеббель. — Это кандидатуры для рассмотрения вашим высочеством на предмет женитьбы…
Я протянул грозно:
— Чего-о?.. Рыбы?
— Ваше высочество, — сказал Кнеббель со вдохновением и блеском глаз. — У вас теперь есть возможность жениться не на дочери сен-маринского лорда, а на принцессе!.. Дочери есть у королей Бриттии, Ирама, Ясти Дерпа… После тщательного рассмотрения мы можем передать с нашим послом соответствующее предложение…
Я смотрел на него пристально, стараясь не показывать ни раздражения, ни медленно разгорающегося во мне гнева.
— Сэр Кнеббель, — проговорил я наконец мирно, — это действительно важное дело. Но есть и более животрепещущие, за которые вы отвечаете. Я сейчас пойду проверю, в каком они состоянии. И если окажется, что там хоть щепочка не так лежит или гвоздь забит криво, то вернусь и спрошу вас, сэр Кнеббель, почему вы занимаетесь такой хренью, когда у нас еще не весь флот в море, армия не весьма готова двинуться к Тоннелю… А вы знаете, я зело скор на решения. А там, в решениях, вообще обл! Это же, господа, относится ко всем вам!