Он ответил угодливо:

— Да, ваше высочество. Граф Меркель к вашим услугам!.. У меня к вам и особое поручение, ваше высочество…

— Какое? — спросил я.

Он помялся, бросил осторожный взгляд на неподвижного сэра Жерара.

— Ваше высочество…

— Чем вам не нравится мой секретарь? — изумился я. — Без него бы вас ко мне просто не пустили.

— Ваше высочество, вопрос весьма деликатный…

Я сказал раздраженно:

— У меня нет никаких дел с королевством Мезиной, которые мне надо скрывать от боевых друзей, а сэр Жерар не только секретарь, но и благородный рыцарь с родословной в сколько-то там весьма благородных, как он уверяет, поколений. Честно говоря, у меня вообще нет никаких дел в Мезине.

Он сказал умоляюще:

— Вопрос касается женской чести…

Сэр Жерар взглянул на него, на меня.

— Ваше высочество, — сказал он, — я пока выйду и поработаю, покуда вам снова шлея под хвост не попадет.

Я нехотя кивнул, посол проводил его взглядом.

— Ну, — сказал я нетерпеливо, — говорите.

Он почти прошептал:

— А нельзя ли в ваших личных покоях?

— Нет, — отрезал я. — Туда даже женщин не допускаю, кроме служанок, но то, к счастью, не женщины.

Он вздохнул.

— Хорошо-хорошо, не гневайтесь. Моя королева, Ротильда Дрогонская…

Я прервал:

— Погодите-погодите! Насколько я знаю, трон сейчас под задницей лорда Голдвина Адорского, весьма родовитого, уважаемого, известного, который богат, знатен и пользуется уважением. Не так ли?

Он сказал упавшим голосом:

— Все так… Но королева остается королевой, хоть она и в изгнании. А сэр Голдвин нелегитимен…

— Легитимность, — возразил я, — понятие растяжимое. Если при узурпаторе трона народу живется лучше, чем при прежнем легитимном, то никаких восстаний, а если еще и с соседними королями ладит, те закрывают ясные глазки на некоторую пустяковую незаконность в обретении трона.

Он опустил голову еще ниже, из груди вырвался тяжелый вздох.

— Да, конечно. Но моя королева, которой служу вот уже столько лет, женщина отважная, неуступчивая и… несдающаяся.

Я вспомнил эти крупные зеленые глаза, огненно-красные волосы, великолепная Ротильда, сильная и решительная, ездит по-мужски, умеет разделывать оленей и прочую дичь, пылкая, жаркая и отважная, в самом деле несдающаяся.

— Я не стану вмешиваться в ваши дрязги, — сказал я решительно. — У нас слишком много своих дел… Очень серьезных и важных. Так и передайте королеве.

Он поклонился, но не попятился к двери.

— Ваше высочество, — сказал он умоляюще, — королева предвидела ваш ответ… она почему-то уверена, что вас знает… хотя я представить себе не могу, откуда…

— Лучше и не представляйте, — посоветовал я ласково. — Так безопаснее.

Он поклонился.

— Да-да, я давно при дворе, понимаю. Так вот королева просила передать, что вам совсем не требуется вмешиваться.

— Да ну? — спросил я.

— Точно-точно! — заверил он истово. — Не нужно посылать туда войска или хотя бы выражать поддержку на словах.

Я хмыкнул.

— А что же она хочет? Духовной поддержки? Женщины, насколько нас учили в школе, существа насквозь материальные. Все-таки Господь вдохнул душу в мужчину!.. А в ребре сколько ее там было… А если учесть, что ребра без пустот…

Он ответил с поклоном:

— От вас ничего не требуется, ваше высочество! Ну разве что совершеннейший пустячок!

— Когда говорят вот так, — сказал я угрюмо, — значит, под пустячком подразумевают слона. А то и целое стадо.

— Уверяю вас, ваше высочество!

— Ну ладно, слушаю.

Он сказал вкрадчиво:

— Королева предлагает вам заключить временный брак.

Я отшатнулся.

— Чего?

— Временный брак, — повторил он убеждающе. — Это законный брак, признаваемый не только всеми юридическими аспектами, но даже святой и всемилостивейшей церковью.

Я ответил со сдержанным негодованием:

— Вообще-то у меня нет никакого желания вступать ни во временный, ни в постоянный, ни в прерывающийся, ни в корпоративный… Хотя в шведском, наверное, поучаствовал бы… хотя вообще-то это мне зачем, когда я сюзерен и для меня все королевство насквозь шведское?

Он ответил почтительно:

— Церковь. Святость брака. Все желательно делать законно, вы же знаете это, как познавший тяжесть бремени руководства и правления. Временный брак оформляется юридически, записываются обязательства сторон…

— Какие? — спросил я угрюмо.

— К примеру, — ответил он, — по истечении указанного срока брак считается расторгнутым. Сам по себе.

Я вздохнул.

— Гора с плеч. Дальше, дальше…

— Никто, — сказал он, — при расторжении не претендует на имущество второго супруга, бывшее у того до вступления в брак.

Я поморщился.

— Ну да, молодец Ротильда!..

— Ваше высочество?

— Молодец, — повторил я. — Это чтоб я не посягнул на ее трон и ее земли. А какие сроки?

— Как и везде, — ответил он. — От одного часа до девяносто девяти лет. Не больше.

Я кивнул.

— Понятно. Год дается на переоформление бумаг на следующие девяносто девять лет. У нас тоже так. Правда, арендуют не людей, а помещения.

Он посмотрел с удивлением в мудрых прищуренных глазах.

— Странный закон…

— Везде свои тараканы, — сообщил я. — У нас тоже были как-то популярны временные браки, а потом решили, а чего стыдиться? Можно и просто попрелюбодействовать, что и прелюбодейством перестали называть…

— А как?

— Свободой, — пояснил я. — Свободой в отношениях. У нас даже однополые браки разрешены и узаконены…

Я расхохотался, глядя на его перекошенное в ужасе лицо, а он с трудом перевел дыхание.

— Все шутите, ваше высочество… да с таким серьезным лицом, что у меня чуть сердце не выскочило! Там что мне ответить ее величеству?

Я подумал, сказал с неохотой:

— Если это ни к чему не обязывает, то почему не сделать королеве любезность? Но давайте уточним сразу, какие отличия временного брака в данной географической области?

Он посмотрел на меня с недоумением.

— Думаю, временный брак везде одинаков. Чаще всего, уж простите, брачный договор заключают пожилая женщина и старик, чтобы ухаживать друг за другом. Или когда пожилая женщина намерена ухаживать, готовить пищу, заниматься домашним хозяйством у одинокого пожилого мужчины, ибо приличия запрещают женщине пребывание в жилище постороннего мужчины.