Ему казалось, он сойдет с ума. Поразительно, каким беспомощным становится человек, если у него отнимают самое дорогое. То, что никогда не купить за деньги.

Он не мог есть, не мог спать. В груди поселилась нехорошая тяжесть, и ему было трудно дышать. Мысль о том, что Катя попала в беду, а он ничем не может ей помочь, душила его, отнимая всякую способность здраво рассуждать.

Следователь раздражал его дотошными вопросами о том, были ли у Кати враги. Ярцеву казалось, что не было. Из родственников у нее был только брат, да и с тем она давно не общалась. Брата нашли, и тоже допросили. Но он только растерянно разводил руками, убеждая всех, что Катя отказалась общаться с ним много лет назад.

Ее не было нигде. Город перевернули вверх дном, допросили всех возможных подозреваемых, но это не дало никакого результата.

И тогда Ярцев понял – что-то не сходится. Катя попала в беду, которая не имеет никакого отношения к его бизнесу. Интуитивно он чувствовал, что с ней произошло что-то страшное, непоправимое, и от того, что не может быть рядом просто потому, что ее спрятали, ему хотелось разбить голову о стену.

Так прошел третий день. А на четвертое утро, на рассвете, к его новому дому подъехал «Джип». Он вышел на порог и увидел Рината. Суровое лицо и крепко сдвинутые брови не сулили ничего хорошего.

«Только бы он не сказал, что нашли тело», — мелькнула страшная мысль, и сердце пронзила дикая боль. Бледный и растерянный, с кругами под глазами от беспрерывного бодрствования и бесчисленного количества выкуренных сигарет, он открыл дверь и замер в ожидании приговора.

— Саша, ее нашли, — тихо проговорил Ринат. При этом на его лице не было и тени облегчения или радости. Только скорбь.

— Она… жива?

— Да.

— Почему же ты тогда так мрачен?

— Потому что даже не знаю, можно ли этому радоваться.

— Что с ней сделали?

— У нее сотрясение мозга, множественные ушибы. А самое страшное – ей испортили лицо.

Ярцев пошатнулся.

— Что это значит?! — вцепившись себе в волосы, в диком отчаянии вскричал он.

— Какой-то урод продержал ее все эти дни связанной. Он наносил ей удары и глубокие порезы. Постепенно, день за днем, чтобы раны успели покрыться коркой. А потом выбросил на обочину дороги. Проезжающий мимо дальнобойщик заметил неладное и вызвал полицию.

— Я должен ее увидеть!

— Она без сознания сейчас. Тот, кто держал ее взаперти, не потрудился дать ей даже воды. Она теряла кровь из-за глубоких порезов. Ее организм в крайне истощенном состоянии.

— Кто это сделал с ней?! Я хочу знать!… Я… Я хочу видеть его глаза!

— Думаю, к вечеру мы уже будем знать, кто это сделал.

— Где больница?! Я… я должен быть рядом с Катей.

Его глаза блуждали. Руки дрожали, и казалось, он вот-вот окончательно лишится рассудка.

Ярцев неловко махнул рукой, и бросился в дом. Он даже не помнил, как одевался. В голове стоял густой туман, сквозь который с трудом проскальзывали панические мысли.

Ринат потоптался неловко на пороге, и зашел в прихожую.

— Саша, я тебя отвезу. Так будет лучше.

— Мне будет нужна моя машина. Так что, я лучше сам.

— Да ты на себя посмотри! Как ты поведешь сам? К тому же, следователь там уже, наверное. Может, что расскажет.

— Ладно, поехали вместе.

В городской больнице этим ранним утром было тихо. Дежурный у входа хотел было открыть рот и сказать, что прием начинается с девяти, но Ринат посмотрел на него таким взглядом, что тот не решился произносить заученные фразы, а просто открыл двери.

На втором этаже их встретил дежурный врач, который принимал Катю.

— Пока она в реанимации, никаких посетителей. Возможно, завтра, если будут улучшения, ее переведут в отделение интенсивной терапии.

— Вы не понимаете! Я должен ее видеть! Где ваша реанимация?!

Ярцев схватил врача за плечи. Его воспаленные, красные глаза блуждали, и казалось, он еще никогда так не был близок к безумию.

 — Вам не станет лучше от того, что вы увидите. Поверьте.

Но он уже отшвырнул его в сторону, и широкими шагами направился вперед по коридору.

— Саша, стой! — Ринат припустил за ним следом. — Ты сейчас ей не сможешь ничем помочь! Только сделаешь хуже!

Но он оттолкнул и Рината, и уверенно шел в самый конец, туда, куда вход посетителям был запрещен.

Из ординаторской высунулись заспанные медсестра и еще один дежурный врач.

— Что происходит?

Теперь уже вся делегация бежала за ним следом, возмущаясь и пытаясь объяснить, что правила едины для всех.

Ярцев распахнул двери реанимационного отделения и через мгновение отшатнулся. Ужас, мелькнувший в его глазах, сменился смертельной бледностью. Он выскочил обратно, и, зажав рот рукой, прислонился к стене. В воспаленных от бессонницы глазах мелькала дикая боль.

— Где все ваши врачи?! Почему еще никого нет?! — вцепившись в халат самого близко стоящего сотрудника реанимации, не своим голосом заорал он.

— Александр Дмитриевич, ей сейчас нужен только покой и капельницы, — замямлил тот. — Хотя бы сутки. Ее держали без воды, понимаете? И она теряла кровь…

— Я не хочу ничего понимать! Я требую, чтобы сюда вызвали самых лучших врачей!

— Прекратите кричать! — вмешалась медсестра. — Наши доктора и так делают все возможное!

— Я требую главврача! Немедленно! Иначе я закрою вашу больницу к чертовой матери!

Все суетились, бегали. Звонили главврачу, потому что было ясно, что господина Ярцева, находящегося на грани истерики, невозможно ничем унять, а надо только исполнять его распоряжения.

Через полчаса приехал главврач больницы. Тут же созвал консилиум из терапевтов и лучших хирургов отделения челюстно-лицевой хирургии.

Главврач вышел в коридор после часового совещания и внимательно посмотрел на Ярцева.

— Александр Дмитриевич, я понимаю ваше отчаяние и боль. Но сейчас пациентке нужен только покой и терапия. Отечность, которая есть у нее на лице, через несколько дней спадет. Шрамы от порезов, к сожалению, останутся. Раны слишком глубокие, их придется зашивать. Возможно, через несколько месяцев, когда ее организм полностью оправится от нанесенных повреждений, пластический хирург сможет исправить основные недочеты. Но повторюсь – раны слишком глубокие. Вам придется искать очень хорошую клинику, и нет гарантии, что лицо полностью восстановят.

Виски сдавила дикая тяжесть.

— Спасибо.

Ему казалось, что его сердце в один миг разлетелось на тысячу мелких осколков. Каждый из этих осколков впивался в грудную клетку, вызывая дикую боль и жжение в глазах.