Горячий кофе и свежие круассаны тоже вот-вот должны были доставить, и он осторожно, чтобы не разбудить Катю, положил цветы рядом с подушкой.

Гостиница, в которую они заехали накануне, не очень отличалась просторными номерами. Для Ярцева это было неудобно, но в комнате, которую заняли он и его очаровательная спутница, имелся небольшой балкончик, с которого было видно возвышающуюся вдалеке Эйфелеву башню, и восторгу Кати не было предела.

Ярцев приоткрыл узкую балконную дверь и высунулся наружу. В лицо тут же ударила промозглая сырость, и он, недолго думая, закрыл дверь обратно. День обещал быть пасмурным. Ничего не поделаешь – начало ноября. Вот если бы Катя родилась теплым летом или буйной весной, можно было бы придумать много развлечений. Но в ноябре погода очень капризна, так что, похоже, все, что им удастся за сегодня сделать – это попасть на Эйфелеву башню и пообедать в каком-нибудь Парижском ресторанчике.

Вообще, Франция настраивала на романтику даже в такую промозглую погоду. Почему-то Ярцев был уверен – Кате здесь понравится. Она так долго его боялась, начала раскрываться только сейчас, и ему казалось, нет места лучше, чем Париж для их первого совместного путешествия. Он посмотрел на нее, все еще спящую, с разметавшимися в беспорядке по подушке медными волосами, и его губы дрогнули в улыбке. Он никогда и никому ее не отдаст. Это его Катя. С ней он будет идти вперед, крепко держа ее за руку и наслаждаясь каждым мгновением. А сегодня в обед, когда они доберутся до самого верха Эйфелевой башни, он сделает ей подарок, от которого она не сможет отказаться.

Катя шевельнулась. Открыла глаза, увидела его возле окна и улыбнулась.

— Доброе утро.

— Утро в Париже, и у тебя день рождения, — он сел на край их общей постели и коснулся пальцами ее щеки.

— И на завтрак у нас с тобой будут настоящие круассаны?

— И кофе. С днем рождения.

— Спасибо.

Катя потянулась к цветам, и с нежностью прижала букет к сердцу.

— То, что ты привез меня сюда – самый лучший подарок в моей жизни, — она прильнула к его груди и потерлась о его колючую щеку.

Потом нехотя выбралась из постели, подхватила черный шелковый пеньюар и скрылась в ванной комнате.

Как раз в это время принесли заказанный Ярцевым завтрак – горячие круасаны с шоколадом, хлеб, масло и джем, и ароматный кофе. Круассаны были особенные, совсем не такие, как в России, и пахли бесподобно.

Он забрал поднос и поставил его на постель. Потом заметил стеклянную вазу в углу маленького прикроватного столика, и занялся букетом цветов.

Вскоре вернулась Катя.

— Какой аромат! — с восторгом всплеснула руками она и забралась с ногами на постель.

— Да, пахнет восхитительно, — согласился Ярцев.

Они пили кофе не спеша, растягивая удовольствие, прямо в постели.

— Сегодня ты обещал мне забраться на самый верх Эйфелевой башни, помнишь?

— Разве такое можно забыть?

Он рассмеялся и притянул ее к себе.

— Только может, прежде чем мы отправимся на прогулку, кого-то надо поздравить по-настоящему?

— Как только закончится этот бесподобный кофе, можешь приступать, — с вожделением взглянула в его сторону Катя.

И они снова провалились в свой мир, состоящий из мягкой постели и бесконечных поцелуев, всегда заканчивающихся упоительным соитием. Время перестало существовать, обоюдная страсть захватила их без остатка, и сладкую негу удалось сбросить, когда стрелки часов почти достигли полудня.

— Все! — откинув одеяло, запротестовала Катя. — Я хочу Эйфелеву башню и обед в каком-нибудь ресторанчике.

Она соскользнула с постели, подхватила свою косметичку и скрылась с ванной комнате.

Ярцев усмехнулся ее перемене настроения, и открыл маленький шкаф, в котором вечером они развесили свои вещи.

— Саш, а ты купишь мне берет? — Катя высунула голову из-за двери и улыбнулась.

— Конечно, куплю, — он уже успел надеть черный шерстяной свитер с высоким воротником и застегивал джинсы. — А себе куплю шарф, что-то здесь совсем прохладно.

— Скоро зима, — пожала плечами Катя. Быстро докрасила глаза и губы, достала из того же шкафа бордовые брюки и мягкий розовый пуловер, и вскоре была готова к прогулке.

Они вышли из гостиницы, и Катя с удовольствием взяла своего спутника под руку.

Париж был очарователен. Его прекрасные улочки с бесконечными уютными кафе и магазинчиками не могла испортить никакая погода.

На углу одной из улиц, перед самой дорогой Катя заметила небольшой магазинчик, где продавали головные уборы и шарфики, и потащила туда своего Сашу. Она выбирала берет совсем не долго. Яркий, алого цвета, он был, словно знак протеста промозглой сырости, которой их встретил Париж в ее день рождения.

- Тебе идет, — улыбнулся Ярцев. Шарф ему так и не удалось подобрать – слишком странными казались предпочтения французов в мужской моде. Катя же была очаровательна в милом алом берете, и от этого у него поднималось настроение. Ему не терпелось подарить ей подарок.

Здесь, в другой стране, он не был всемогущим и всесильным монстром, которого боялись. Он больше вообще не был монстром. С того момента, как Катя переехала в его новый дом, ему хотелось только одного – любить ее. Ярцеву казалось, что ему наконец улыбнулась удача, ведь Катя ответила взаимностью на его сильное чувство. Теперь во главе его жизни стояла она – хрупкая и нежная. Ее хотелось оберегать, защищать, и никакие деньги мира не смогли бы заменить ему наслаждения, которое дарила благодарность в ее глазах.

Наконец они добрались до Эйфелевой башни.

— Сфотографируй меня, Саша! Прямо здесь, пока мы не подошли слишком близко, и в этом берете! — возбужденно требовала она, и ее глаза горели от восторга.

И он покорно снимал свою Катюшу на телефон, потому что ему нравилось выполнять ее капризы.

— Все, идем за билетами. Иначе стемнеет, а мы так и не доберемся до последнего этажа, — терпение кончилось, и Ярцев подхватил ее за локоть.

— Идем. — Катя запрокинула голову вверх и даже слегка покачнулась – так высоко вверх уходила знаменитая достопримечательность Парижа.

— Пообедаем сейчас? На первом этаже есть кафе, если ты проголодалась.

—Я очень проголодалась, но пока мы не доберемся до самого верха и не выпьем по бокалу шампанского, останавливаться не будем, — уверенно шагнула ко входу Катя.

— Ну, что ж, тогда вперед.

Очередь желающих попасть наверх была небольшая – пять-семь человек. Видимо, на желании подняться наверх сказывалась погода – промозглая сырость добралась до самого верха, и из-за этого на верхнем этаже был плохой обзор.

Чем выше они поднимались, тем сильнее стучало сердце Ярцева. Обычное хладнокровие внезапно его подвело. Подарок, который он собирался подарить Кате, лежал в кармане пальто, жег руку, и казалось, момент вручения никогда не наступит.