надо реагирует. Иван Царевич начинал потихоньку закипать. – Чего это они?

– Да плюнь и разотри. Значить, говоришь, Василиса в плену Кощеевом томится? – решил отвлечь гостя Яков.

– Да погоди ты со своей Василисой, – психанул Иван Царевич, кровь ему ударила в голову – никто еще никогда так не измывался над ним и, тем паче, без «благодарности» за то не уходил.

– Не связывайся, говорю тебе. Слышь?

– Да я их! – вскочил Иван Царевич и завертелся на месте, ища, чем бы таким тяжелым в бесов запустить.

А бесам только того и надо. Пуще прежнего разошлись, пасти пальцами растягивают, «козу» показывают, задами бесштанными, хвостатыми в окно тычутся.

– Сядь, говорю! – Яков налил еще по одной. – На-ка, охолонись.

– Ага! Твое здоровье.

Иван Царевич схватил со стола рюмку и опять ее в рот – хлобысь, а как смешалась она с предыдущей, так и вошла в силу. Озверел Иван Царевич окончательно – будут еще всякие псы бесовские рожи ему корчить да непотребства свои демонстрировать! – схватил бутыль со стола и как запульнет ей в окошко.

Удивительное дело, но окно не разбилось – в раму оконную бутыль аккурат горлышком узким угодила. Распахнулись створки широко, бесов ошалевших с перепугу в стороны раскидало, а самому нахальному, что задом своим крутил, бутылкой той…

В общем, нехорошо получилось с бесом тем. Он же не виноват, что натура такая у него, поганая да противная – природа! Должон он над людями измываться и пакости с подлючестями им строить. Но разве Ивану Царевичу разъяснишь сейчас чего! Разошелся он, не остановить. В сени вылетел, глядь – кувалда стоит! И откуда силища только прибыла, что схватил кувалду ту Иван Царевич, будто дубину какую, и на бесов накинулся, едва двери с петель попутно не снес.

Шум, визг, грохот неимоверный на холме поднялся, пылища клубится, застит все вокруг. Чего происходит, ни бесы, ни сам Иван Царевич разобрать не могут, только кувалдой богатырь тришестой машет да по двору несуразно вертится: то ли самого водит, то ли кувалда помогает. А Яков в дверях мечется, за голову хватается – и ему боязно к Ивану Царевичу приблизиться, а вдруг в горячке не разберется, как говорится, «ху из ху», зашибет.

Но сколь не был зол на бесов Иван Царевич, а все-таки выдохся наконец. Кувалду наземь опустил, на травку присел и по сторонам смотрит, понять не может, с чего так разошелся. А как пылища осела, так и вовсе перед кузнецом неудобно стало: вся земля перед домом вспахана – пахарю завзятому такого не снилось: хоть рожь сей, хоть помидоры сажай. Ворота у кузницы проломлены в нескольких местах, изгородь – в щепки, почти вся, лишь местами кое-где уцелела. Еще у журавля колодезного «ногу» начисто снес, лежит «журавль» на боку, истекает ключевыми слезами, что в ведре оставались. А по бывшему двору кузнечному бесов понакидано! Кто на пашне лежит, стонет, кто на остатках изгороди бельем висит. Один даже на крыше отыскался. Сидит на самой верхотуре, трубу хвостом обернул, лапками в нее вцепился и дрожит, будто лист осиновый.

– О-хо-хо! – покачал головой Яков, обретя подобие дара речи.

– М-да… – смущенно протянул Иван Царевич.

– Зачем ты так?

– А чего они в самом деле, как эти… как их?.. – взмахнул руками Иван Царевич. Но не смог подобрать сравнения и замолк, надувшись.

– Силен ты, брат, как я погляжу, – продолжал Яков, озирая разрушения. – Да тебе с голыми руками на Кощея идтить можно. И меч ковать не надобно.

– Да? – усомнился Иван Царевич.

– А ты сам глянь. Ну, хоть огород теперь свой будет, – оптимистично заметил Яков. – А то все руки никак не доходили. А вот с бесами ты зря связался: злопамятные они больно.

– А чего они? – опять повторил Иван Царевич, но уже не так уверенно. Ему вдруг бесов жалко стало: маленькие они, бестолковые – чего с них, с дурней-то, возьмешь?

Поднялся Иван Царевич с земли, подошел к одному из бесов, носком сапога легонько так в ногу ткнул.

– Эй, живой ли?

Хрюкнул чего-то бес, но шевельнуться не решился. Тогда Иван Царевич голову задрал и пальчиком беса, что на трубе сидел, поманил.

– Подь сюды.

Бес только к трубе сильнее прижался и головкой замотал.

– Да подь, не бойся. Дядя сегодня добрый.

Поверил ли бес словам царевича, неизвестно, а только весь за трубой укрылся, одни глаза поверх нее торчат да хвост нервно по черепице колотит.

– Не слезет он. – Яков встал рядом с Иваном Царевичем и тоже голову кверху задрал. – Так до утра и будет сидеть. Видно, шибко ты его напугал.

– Кис-кис! – однако не унимался Иван Царевич. – Чмок-чмок! Фыр-Фыр? Фу-у, дурная животина!

– Да брось его. Пущай сидит. Пойдем лучше выпьем, – предложил Яков и с болью в глазах опять двор оглядел. – Не могу трезвый на такое смотреть.

– А эти?

– Чего – эти?

– Бесы, говорю, чего?

– А чего им сделается, – пожал плечами Яков. – Отлежатся маленько да и уберутся отсель восвояси.

– Не, так нельзя. – Иван Царевич быстренько обежал весь двор, подхватил в охапку стонущих бесов и, сгибаясь под тяжестью груза, потащил их в дом.

– Куда? – возмутился Яков. – Не пущу! Беса – в дом?

– Тебе чего, по рюмке для них жаль?

– Как енто?

– А так. Нальешь им извинительную, и пусть катятся на все четыре стороны.

– И то верно, – почесал затылок Яков. – Они ведь злопамятные, мстить начнут.

– Нальешь – не будем, – пискнул один из бесов, висящих у Ивана Царевича через плечо, только вот какой из них, разобрать не удалось.

– А не врешь? – прищурился Яков.

– Я бес, а не хухры-мухры какой-нибудь, – обиделся тот, и опять не понятно было, кто конкретно сказал.

– Ладно! – сдался кузнец, отступив в сторонку. – Тащи их в дом. Только коли рожи корчить зачнете!.. – грозно предупредил он.

– Говоришь много, кузнец.

И тут с трубы соскочил последний из бесов и давай к кузнецу ластиться:

– А я? А меня забыли!

– А ты – пшел отсендова! – отпихнул его ногой Яков. – Неувечный ты. Да и сколько звать ужо можно.

– И правильно, – поддакнул кто-то из бесов. – Дуракам не наливать.

– А ну, цыц у меня! – рыкнул Иван Царевич. – Пошли тоже, – говорит бесу.

– Дурак ты, Ивашка, – покачал головой кузнец. – Бесов привечаешь, по-человечьи с ними, а они тебе потом гадостью какой отплатят.

Молчат бесы, притихли. Ждут, чего Иван Царевич ответит.

– Бес – он ведь тоже животина, а любой животине ласка требуется, – подумав, заключил Иван. – За гадость свою сполна получили. А уж там видно будет.

– Дело твое, – кузнец только рукой махнул