Это было лучше, чем совсем ничего. Мы не считали себя мальчиками Банананами, мы вполне могли вытащить из ушей свои кольца и погладить штаны. С бородами, конечно, пришлось бы поработать — укорачивать их мы не собирались, но ведь можно было использовать всякие гели или лак для волос, на худой-то конец.

Макс налил нам виски на два пальца, но мы потребовали больше. Он же увольнял нас с работы, и мы имели полное право его развести. Мы выжрали эту квадратную бутылку меньше чем за час, разговаривая о вещах, не касающихся произошедшего.

А в том, что произошло, виноватых не было. Сынок действовал так, как он и должен был действовать. Либо Чикатило действительно разгадал его схему, либо, сам того не подозревая, случайно придумал новую, сулящую Максу неплохие бабки — не важно, Макс всё равно поступил правильно. В первом случае мы могли бы начать его шантажировать или лезть в долю — кто знает, как действует на людей возможность заработать большие доллары, я бы не мог дать голову на отсечение, что с нами это не случится. Сейчас во всяких модных книжках печатаются пафосные манифесты типа — «я не меняюсь», но попробуй-ка ты не изменись на самом деле. А что касается второго варианта — то Макс же мутил бизнес в России, где авторам идей деньги платить не принято. Это тоже придумал не он.

Где-то очень глубоко, на интуитивном уровне, я чувствовал позывы обвинить во всём Чикатилу с его языком. Или Оленьку с её жаждой эклектики. Но ведь Чикатило был Чикатилой, а Оленька — Оленькой, и с таким же успехом я мог обвинять негра в том, что у него белые ступни и ладошки. Да и вообще, искать виновного в твоём увольнении с работы почти так же глупо, как искать виновного в разрыве сексуальных отношений. Любовь кончается, помидоры вянут, а с работы отчисляют. В конце концов мы ведь неплохо провели время тогда, на лавочке напротив небоскрёба на Котельнической. Так что никто не парился. Тем более что новая работа сама шла к нам в руки. Причём не сию минуту, а после праздников, в течение которых никто не мог претендовать на нашу свободу — мы действительно считали это не самым плохим вариантом.

Мы сходили в бухгалтерию, где по специальному распоряжению Сынка досрочно получили причитающуюся зарплату. За неполный рабочий месяц на наш счет накапало что-то порядка трёхсот баксов на брата, и нас это вполне устраивало.

Последний понедельник тысяча девятьсот девяносто пятого года закончился во всех отношениях положительно. Впереди зазывно маячили праздники, подкрепленные только что полученной зарплатой и предвкушением нового этапа развития увечной раздолбайской карьеры. Слегка пошатываясь после вискаря, мы спустились в лифте и вышли на улицу, чтобы учинить панфиловский бой с бесчисленной армией уличных Санта-Клаусов.

Возле пафосного евроотремонтированного крыльца офиса, комкая первый грязный снежок, Чикатило вдруг вспомнил, что мы как-то синхронно и вопреки всем раскладам забыли зайти в отдел кадров, чтобы попрощаться с Оленькой.

2 ЧАСА С MTV: MUTO BOYZ

ТРАНКВИЛИЗАТОР: пиво из морозильника

Я продрал глаза и долго не мог вспомнить, что это за реальность. В этой реальности была перекошенная ёлка, ковёр из пустых бутылок и лежавшее на полу тело Алкоголиста. Оно напоминало труп тюленя. Под его голову кто-то подложил пуфик от кресла. Пуфик выглядел лишним и несуразным.

Из кухни доносилось чьё-то постукивание стаканами и неспешный разговор. Голос одного из говоривших отдалённо напоминал Чикатилин. Такой голос мог бы у него прорезаться, если бы он дал нон-стопом четырёхчасовой концерт в качестве вокалиста группы «Neurosis».

Какими-то выгоревшими красками мерцал телевизор, стоявший почему-то на полу. В нём какой-то робкий педикулёзник дрыгал ножками и выводил вытянутым на компьютере фальцетом: «Я не буду тебя больше жда-а-а-ать!»

Я даже не сразу понял, что дело происходит в моей квартире.

Новый год мы встречали с Чикатилиными друзьями-музыкантами и кучей женщин. Не пубертатных группиз, а действительно нормальных взрослых женщин далеко за двадцать. Я не знаю, где и как они умудрились с ними познакомиться. Вряд ли эти мадам ходили на их концерты — такие ходят в «Би Би Кинг» на «Stainless Blues Band» и — иногда — в ГЦКЗ «Россия» на «50 лет группе «Арсенал».

Если раньше я считал Алёшу и компанию практически состоявшимися торчками, то теперь я был готов забрать назад все свои слова и даже мысли. То ли они поменяли ориентацию, то ли торчали уже не по-детски и решили всем скопом слезть при помощи спиртного. Ибо они вели себя как прожжённые алкоголики, которых не собьют с пути истинного никакие кокаиновые диеты, никакие стога марихуаны или мозаичные панно из бумажных квадратиков ЛСД. Никогда не справляйте праздники с такими людьми — вот всё, что я могу сказать по этому поводу.

Мы с Чикатилой оказались самыми трезвыми и интеллигентными. Мы не только не проспали бой курантов, но и вполне достойно развлекали женский пол до самого открытия метро. Зато 1 января мы умудрились уйти в говно целых четыре раза. В восемь утра, в час дня, в шесть вечера и к полуночи. Такое происходило с нами первый раз, и это было страшнее, чем тексты дэт-металлистов. Но больше всего пугало то, что к Старому Новому году всё это ещё находилось в present continuous. Есть вещи, которые нельзя начать или закончить — они начинаются и заканчиваются сами. А вы при этом способны всего лишь быть сторонним наблюдателем — даже в том случае, когда они происходят с вами лично.

Эти две недели были похожи на байкальскую воду — сплошную, непрерывную и беспросветную. Кое-где из них нерпой выпрыгивали приятные кадры воспоминаний — выход в город, встречи с девушками, иногда даже заканчивавшиеся приятным сексом. Новые телефоны в записной книжке, выведенные дрожащим от всего этого почерком. Пара хороших фильмов по видео, разумеется, только с утра, и самый отвратительный в мире снеговик с острыми осколочными зубами и огромным снежным фаллосом. Дети соседей, следующим утром разбивающие снеговика ногами в тёплых сапожках.

На кухне зазвонил телефон. У меня не было желания бросать всё и бежать снимать трубку. Я продолжал думать о том, как переключить канал, не вставая с дивана, пульта дистанционного управления у меня тогда не было.

В комнату ввалился осоловевший и какой-то нелепый, как случайное недоразумение, Чикатило. В одной руке он держал телефонный аппарат, а другой зажимал трубку.

— Так, слушай, — быстро зашептал он. — Ты Николай Фёдорович Панков, генеральный директор ООО «Транссибнефтегаз». Я работал в твоей компании веб-дизайнером с мая девяносто четвёртого года. В рекламном отделе. Уволился, к твоему огромному сожалению, по семейным обстоятельствам. Я очень хороший веб-дизайнер. Я вообще самый лучший веб-дизайнер, который когда-либо работал в твоей виртуальной компании. Понял?

— Сам ты… блядь, Николай. Давай сюда.

Я не понял ничего, ни одного слова. Надежда оставалась разве что на моментальную память, которая работает независимо от понимания/непонимания.

— Алло, — прохрипел я в трубку незнакомым голосом.