валящий со стороны конюшен дым, я приказал уходить на своих двоих – притаиться в лесу, а когда облава закончится собраться в развалинах на юге от чащи. Там мы обсудим что делать дальше.

* * *

Я знал к чему всё идёт: знал, что замок Сенши будет разрушен; знал, что остатки клана достанутся мне.

И ждал.

Держался в сторонке и исполнял приказы, пока история не сделает всё сама.

Старик понял давно, его мой нейтралитет полностью устроил, парень, кажется, всё-таки догадался, но только сейчас.

Не чувствую ни радости ни грусти.

Случилось то, что должно было, то, чего я ждал.

Пожалел бы старика, но ему, чтобы сам Ёсюин не говорил, оставалось недолго.

Парень... Не справился. Может к годам шестидесяти он бы поумнел, но так...

Время учит смирению.

Не стоит жалеть о том, кем человек мог стать, не стоит жалеть о том, кем он был.

Он есть, и только сейчас.

* * *

Как и было оговорено, мы собрались у заброшенной хижины на окраине леса. Я окинул взглядом остатки борцов: здоровые и хромые, старые и молодые – здесь собрались те, кто ещё верит в возрождение клана Сенши и те, кто верит лично в меня.

Со временем все они станут идти за моей фигурой.

Ну а пока...

На их лицах отчаяние: они утратили всё – остались без господина. Согласно уставам кодекса, мы должны были дружно совершить цуйфуку – умереть вслед за владыкой; уверен, многие в замке Сенши так и закончили, но среди сбежавших со мной нет людей живущих честью – такие мне и нужны.

Люди, верные идее, желающие жить, и не чтущие догматы общества – те, кто станут командирами, идеологами, и свитой новой идеи.

А честь...

К демонам честь.

Да и хвалённой самурайской доблести в обществе давно нет. Сколько бы я всматривался в прожитые годы – мало в них того, что чтут воины в “Бусидо”.

В своеобразном лагере стоит тихий, пожёванный отчаянием, шум.

Остаётся дать им надежду, смысл продолжать жить.

– Я хочу вам кое-что показать.

– ?... – самураи молча повернули головы.

Под лёгкое мерцание костра я вынул из-под доспеха яшмовую подвеску, обнажил висящий на поясе меч и положил на пенёк зеркало. Все заинтересованно подошли, разглядывая артефакты, старшие воины изумлённо округлили глаза:

– Хоккори.. ты...

– Откуда?...

Перед нами лежали три священные сокровища Императора Поднебесной: Зеркало Мафуцу, Меч Кусанаги и Ясакани-но Магатама – во время великой битвы при Данноурэ бабушка юного императора выбросила их в воду, дабы регалии не достались победителю морского сражения; кто же знал, что их вынесет на берег вместе со мной...

– Только того и ждал, чтобы наш клан пал, и ты мог заявить о своей "божественной" власти... – сказал один из борцов, Рюу, с явным пренебрежением.

– Ты помнишь, что я сказал Ёритомо?

Его напор поутих.

– Это чувство изъедает, Хоккори! Думаешь, нам льстит доля ронина?

– Ты мог остаться с господином Мунэори до конца. Тем более, кто тебе сказал, что вас ждёт доля ронинов.

– ... – Рюу недовольно сжал кулаки и топнул ногой, притихнув.

– Этого, – обвожу руками регалии, – не видел даже господин. Вы доверились мне, покидая замок, и я ответил тем же. Вместе мы начнём новую страницу в истории дома Сенши.

– Эти глупости можешь внушать молодым! – снова воскликнул бунтарь, – История знает таких как ты – рвущихся к власти, а следом утопающих в утехах!

Этот парень, Рюу Кё, не был в моём отряде, он слишком слаб для воина высшего ранга, но язык у него длинный, сеющий раздор; кроме Рюу решились сбежать лишь мои личные приближённые и новички, то бишь те, кто не стал бы сомневаться.

– Ты поведёшь Сенши в бездну!

– Откуда тебе, разгильдяю коих поискать нужно, знать? – подал голос второй самурай – Киёмори. Прослуживший дому Сенши пять десятков лет. По совместительству – самый доверенный из моих людей, – Мы множество раз шли бок-о-бок с Хоккори-самой на встречу смерти, пока ты осушал запасы саке в ближайшем кабаке. И ты смеешь упрекать господина?

Он преклонил колено, и склонил голову, произнося традиционную клятву верности:

– Я никогда не буду хуже других на Пути Воина. Я буду всегда служить своему господину. Я буду всегда почитать своих предков. Я буду служить людям с состраданием и ради их блага.