– Значит, мы окажемся в еще большей опасности, чем сейчас. – Казимир сложил ладони – не столько молясь, сколько думая. – Пророчество…

– Фу! – вскрикнула Сара. – Не желаю больше ни слова слышать об этом вашем пророчестве!

– Пророчество гласит, что ты не дашь ей уничтожить мир.

– Ну, с этим как бы ничего не вышло, верно? – Сара схватилась за голову. – С меня довольно. Я просто хочу, чтобы ты все это прекратил. Чтобы все это… ушло, исчезло!

И в первый раз с тех пор, как она вообще его знала – будь он хоть дракон, хоть человек, – Казимир посмотрел на нее почти с сочувствием.

– Единственное, что может отправить нас обратно, – это Шпора. Она у нас, но воспользоваться ею мы не можем.

– Так пусть твой дракон ею воспользуется! Или добудь ее кровь! Или еще что!

– Воистину. А еще мы не дадим ей уничтожить эту планету.

– Так мы теперь еще и планеты спасаем? – саркастически улыбнулась Сара. – Почему бы тогда еще и не нашу – так, за компанию? Мы заставим ее доставить нас назад и признаться, что это все она!

– Не станет она ни в чем признаваться, – покачал головой Малкольм. – Она тебя просто убьет, не успеешь ты и рта раскрыть.

– А ты разве не хочешь помочь тому мальчику, который с тобой приехал? – вызверилась на него Сара. – Он ведь все еще там!

Малкольм бросил на нее взгляд, плавящийся от неизбывного чувства вины.

– Хочу! Очень хочу. Я… я любил его.

Тут уже смутилась Сара.

– Как… как брата?

– Нет, не как брата, – вздохнул Казимир.

– Он сейчас там один, – продолжал Малкольм, – и все это сделал с ним я.

– Нет никакого смысла стоять здесь и разлизывать раны, – сказал Казимир. – Вы оба кого-то потеряли. Это очень прискорбно, но здесь уже ничего не изменишь. Единственное, что мы еще можем сделать, – это найти дракона.

– Судя по весу, она полетела на вершину горы Рейнир, – Сара посмотрела в ту сторону, где предположительно находилась гора. – Мы что же, пойдем туда?

– Если придется – да, – пожал плечами Казимир. – Но, полагаю, она сама нас найдет.

– И убьет, – добавил для полноты картины Малкольм.

– Я все-таки тоже дракон, – продолжал Казимир. – Я знаю наш образ действий. И, возможно, знаю, как с ней бороться.

– Бороться с ней – дело одно, – упрямо сказал Малкольм. – А вот победить – совсем другое.

– У тебя что, есть план, ассасин? – почти прикрикнул на него Казимир. – Для тебя она, помнится, была любящей Митерой Теей.

Малкольм горестно опустил голову.

– Для меня она всегда была просто человеком.

– У вашего вида вечно в ходу легенды о людях, под шкурой которых на самом деле скрывался дракон, – в доказательство Казимир ткнул пальцем в свою собственную шкуру.

– Может быть, она так сильно этого хотела, – вздохнул Малкольм. – Может, всей душой верила, что…

– Теперь-то какая разница, – с горечью перебила их Сара. – Она – дракон. А с драконом я драться не подписывалась.

– А придется, – возразил Казимир. – Это было предсказано.

– А что я сначала увижусь и поговорю с собственной матерью, предсказано было? – язвительно осведомилась Сара.

И была такова.

Казимир проводил ее взглядом и скрестил руки на груди. Интересно, что дальше-то будет? Убийца подошел поближе, тоже глядя вслед девочке.

– Ты что-то задумал, – негромко сказал Малкольм. – Есть некий шанс… Но он тебе не нравится, и рассказывать о нем ты не пожелал.

– Совершенно абсурдный, – буркнул Казимир. – Такого просто не может быть.

Малкольм протянул ему коготь:

– Не может быть? Вот это оторвали у самой богини. Предположительно.

– Не предположительно, – твердо сказал Казимир и добавил, помолчав: – Когда красный дракон проходил через дверь… и был еще женщиной, я заметил, у нее рука была в крови.

– Да, – кивнул Малкольм. – Во время битвы… перед тем, как мы все оказались здесь…

Он умолк.

– Да?

– Прости, твоя нагота… отвлекает.

– Вы, люди, такие нелепые, – Казимир закатил единственный глаз.

– В битве, которая была на той стороне, только что, – снова начал Малкольм, громче на этот раз, – я пустил в ход свои парные клинки. Отсек ей указательный палец.

Казимир посмотрел ему в глаза и медленно опустил взгляд снова на коготь – как за ручку Малкольма отвел.

Коготь… с указательного пальца самой богини.

– Вот черт! – только и смог сказать убийца.

16

Боль.

Снег в кратере большой горы принес облегчение, но не смог унять боль в руке, которую сломал Малкольм… и в другой, лишившейся пальца… и во всех прочих местах, пострадавших в сражении, и от…

От превращения.

Что она подобного не ожидала, это еще слабо сказано.

Боль оказалась ужасная, словно с нее живьем содрали кожу – хотя, возможно, именно это и произошло. Чувство было такое, будто тело взорвалось изнутри, разнеслось во все стороны, до пределов, немыслимых для ее прежнего, обычного человеческого тела.

Но вот в чем странность…

Несмотря на всю жестокость пережитой муки – которая, ясное дело, длилась всего миг, но по ощущению – целую вечность, – она чувствовала невероятное… облегчение. Освобождение.

Всю жизнь ее толкала вперед вера, по силе сравнимая только с яростью, что вечно шла с ней рука об руку. Она жаждала стереть с лица земли человеческий род – ради драконов! – прекрасно притом понимая, что это означает и ее собственную гибель.

Ненависть к себе… столь великая, что вполне тянула на отдельную самостоятельную теологию. Но даже и в ней женщина надеялась каким-то образом выжить. Она знала, на что способна Шпора – никто в целом свете не знал этого лучше! – и что это путь к спасению, к бегству, тоже знала. Но к бегству в совершенно другой мир. Эта пилюля была горька. Она бы спасла один мир для своих возлюбленных, а сама оказалась извергнута в другой, навек разлученная с ними, – безо всякой благодарности за героизм… просто с самим этим фактом, о котором все равно никто никогда не узнает. Если только ей удастся убедить драконов в этом новом мире… сделаться для них необходимой, незаменимой – показать, на что способен один преданный Верящий. Они узнают эту истину, непременно узнают, стоит им только ее увидеть, – так она чувствовала. Им придется.

Хотя был и еще один вариант, очень маловероятный, о котором ей сейчас не хотелось и думать…

А затем случилось нечто удивительное. И чудесное.

Она стала драконом.

Огромным, красным, огнедышащим драконом.

Она вдохнула, чтобы опробовать свои новые силы, и закашлялась… и кашляла, кашляла, пока внутри, по всему ее исполинскому телу, колоколами гремела и гудела боль.

Потом вдохнула еще раз – уже медленнее