Особенно яркие проявления родственного отбора наблюдаются у общественных насекомых, например у пчел и муравьев. Для этих видов преимущества совместного проживания невероятно важны. Это не только коллективная защита, но и более успешное добывание пищи — например, танец пчел указывает другим особям местоположение пищи. Некоторые муравьи без своего коллектива вовсе не смогут прокормиться. Жесткая и неудобоваримая растительная клетчатка не слишком питательна, поэтому некоторые виды муравьев собирают листья и траву и приносят их в обширные подземные камеры, где другие особи выращивают грибы, расщепляющие целлюлозу, чтобы эта пища легче усваивалась. Так что сельское хозяйство изобрели вовсе не люди. Для того чтобы обслуживать и охранять эти грибные плантации, нужны коллективные усилия, поэтому муравьи просто не могут выжить поодиночке. Некоторым насекомым есть еще чем нас удивить: их семейные отношения резко отличаются от наших. Самки у них, как и у нас, имеют 50 % общих генов с каждым из родителей и собственными дочерями. Но самцы вылупляются из неоплодотворенных яиц, так что у них не бывает отцов — все 100 % их генов получены от матери. Необычность заключается в том, что сестры, составляющие большинство в колонии, родственны друг другу не на 50 %, как у людей, у них целых 75 % общих генов. Эти самки «сверхродственны» друг другу, и, соответственно, давление отбора, вынуждающее их сотрудничать, усиливается.

Пока еще не ясно, является ли этот генетический эффект причиной, по которой данные виды образуют столь сплоченные сообщества, но ясно, что степень родства обуславливает решения, принимаемые животными, и влияет на тип социальности, который у них складывается. Вообще говоря, вид, состоящий из одних клонов, как бактериальные пленки, с которых начинается наша история, должен обладать высокой степенью кооперации. Для отдельной особи нет никаких эволюционных причин спасать собственную жизнь в ущерб жизням своих многочисленных идентичных близнецов. Ярким примером является многоклеточное животное, в частности человек, — клетки вашей печени ничего не выиграют, если восстанут против ваших же клеток крови! Взрывающиеся муравьи-смертники тоже отыгрывают инстинктивный сценарий во благо генов, общих у них с остальными членами колонии, даже если ради этого их собственная жизнь должна безвременно оборваться. Инопланетный вид, у которого по какой бы то ни было причине степень родства между особями крайне велика, практически неизбежно окажется в высшей степени социальным. Но откуда нам знать, кем друг другу могут приходиться инопланетяне? Чтобы судить об инопланетных «семьях», нужно знать, откуда у инопланетян «берутся дети».

К сожалению, пытаясь рассуждать о внеземной жизни на основании земных примеров, мы ставим себя в затруднительное положение. Социальность, этот жизненно важный аспект нашего поведения, который мы надеемся обнаружить и у обитателей других планет, тесно связана с родством, а значит, с половым размножением. Но о размножении инопланетян мы толком судить не можем. Мы не знаем, есть ли вообще у них пол и как они размножаются. Наша земная биохимия определяет, какие молекулы (в данном случае ДНК) лежат в основе нашей генетики, которая, в свою очередь, определяет нашу наследственность и способ размножения.

В то же время наша биохимическая основа специфична для Земли. ДНК и родственная ей молекула РНК, по-видимому, возникли на самой заре земной жизни — не исключено, что в результате невероятного совпадения химических факторов. Далеко не факт, что ДНК — единственная молекула во Вселенной, пригодная для передачи наследственной информации. Структура ДНК определяет принцип работы наших хромосом, передающих признаки от родителей к детям. У земных животных почти всегда двое родителей, потому что животное получает один набор хромосом от матери и один от отца. Что, если инопланетные формы жизни не используют ДНК? Для жизни из другого мира, основанной на других биохимических процессах, ограничения на способы воспроизводства потомства могут быть иными. Что, если у инопланетян бывает по три, по четыре и даже по пять родителей? Или более двух полов? А если они вообще бесполы?

Однако, каким бы причудливым ни был инопланетный секс, можно уверенно утверждать, что, если там, как на Земле, каждое поколение все меньше и меньше генетически связано со своими предками, родственный отбор должен стать движущей силой развития социальности и на других планетах — а в таком случае он безусловно приведет к появлению альтруизма и сотрудничества, как и у нас. Конечно, конкретные следствия родственного отбора зависят от конкретной природы наследственности, а она нам неизвестна. Незначительный сдвиг наследуемых генов с 50 до 75 %, который наблюдается у общественных насекомых, ведет к огромным различиям в социальной структуре. Нам, млекопитающим, вообще не под силу представить себе, каково это — жить в семье, где все мальчики — клоны, а девочки сверхродственны друг другу. Заметные отличия в механизме наследственности — в «генетике», если можно так сказать, — инопланетной жизни должны приводить к заметным отличиям в правилах наследования, а значит, результаты родственного отбора там практически непредсказуемы. Но если у инопланетян степень родства с внуками меньше, чем с детьми, социальность в той или иной форме непременно зародится.

К счастью, родственный отбор не единственный универсальный фактор социального поведения, и у нас в запасе есть еще кое-какие инструменты, позволяющие предсказать наличие или отсутствие сообществ у инопланетян.

Во-первых, социальность может быть побочным продуктом других ограничений, с которыми сталкиваются животные. Например, когда внешний мир слишком опасен, детенышам может быть невыгодно покидать родительский дом. По крайней мере, они могут задержаться там, прежде чем отправиться во внешний мир. Так, европейские кролики обитают в общих норах (хотя и не помогают друг другу выращивать потомство), и низкоранговые особи (как самцы, так и самки) вынуждены мириться с чрезвычайно высоким уровнем насилия со стороны доминантных. Натуралист Рон Локли дал великолепное подробное описание кроличьих нравов — в том числе жестокого насилия — в своей книге «Частная жизнь кролика» (The Private Life of the Rabbit), вдохновившей Ричарда Адамса, автора романа-сказки «Обитатели холмов» (Watership Down)[78]. Однако, при всей распространенности насилия, жить вне колонии гораздо опаснее, поэтому и вариант выживания в одиночку для кроликов просто не рассматривается. И, как говорится, пока дышу, надеюсь — возможно, подчиненный самец сумеет украдкой спариться с самкой или после смерти доминантного самца занять его место. Если нужда заставит, социальность может возникнуть даже у тех животных, которые вроде бы к ней не предрасположены.

В других случаях, как у зебр, самка вынуждена оставаться в табуне, поскольку доминантный самец не позволяет ей покинуть его гарем. Эти элементарные механизмы не оставляют животным иного выбора, кроме как быть социальными, и потому принуждают их объединяться в группы. Но объединяться еще не значит сотрудничать; принуждение вряд ли будет способствовать кооперации и, безусловно, не приведет к появлению такого сложного, технологически развитого общества, которое удалось построить человечеству.