все попытки Гроссе стереть с лица земли Комитет и Союз [ССРАФ], в Шанхае до последнего времени не существовало двух официально оформленных лагерей, пока не появился Бурлин и не поддержал Гроссе» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 146, л. 231]. Вальтер оправдывал критикуемое Бурлиным участие Союза военных в борьбе местных партийных группировок, подчеркивая, что такова специфика жизни эмиграции в Шанхае, и заявляя, что «приказ Союзу отойти от политической жизни будет неблагоприятен для дела в. кн. Николая Николаевича, ибо знаменует собой отдачу всей русской колонии, на 80 % состоящей из военных, в положение зависимое от лица, которое до сих пор ничем и никак не выявило своих политических симпатий, все время подчеркивая свою аполитичность, и которое еще так недавно убеждало русских беженцев вернуться для нового строительства в свое отечество, [т. е. Гроссе — С. С.]» [Там же, л. 232].

Свою лепту во внутренние раздоры в «николаевском» лагере вносили и «кирилловцы». Например, от генерала Жадвойна «николаевцам» поступала информация якобы о связях генерала Бурлина с авантюристами Метелицей и Аристоуловым, последний из которых при посредничестве Бурлина даже получил от Литвиновой 2800 иен на организацию т. н. партизанской работы [Там же, л. 234].

Часть руководителей военных организаций настраивало против Бурлина его стремление сотрудничать по возможности со всеми сколько-нибудь значимыми антибольшевистскими фигурами и организациями, включая атамана Семенова и областников. «Заигрывания» с Семеновым стали главным поводом для критики Бурлина со стороны полковника Бендерского, одного из лидеров Тяньцзинского ССРАФ [Там же, д. 143, л. 231].

Несмотря на мощное давление, Бурлин не отказался от контактов с полковником Колесниковым после исключения того из Союза бывших военнослужащих[268], доказывая в письмах Лукомскому, что Колесников сам является жертвой травли, особенно со стороны генерала Глебова. Бурлин посещал заседания возглавляемого Колесниковым Военно-Научного Общества (в его состав входили и члены ССРАФ, и семеновцы, и меркуловцы, и каппелевцы) и считал, что Общество можно реорганизовать и направить на выполнение общих для военной эмиграции задач [Там же, д. 142, л. 108, 109]. По поводу атамана Семенова Бурлин сообщал в центр, что тот дважды его посещал и рассказывал о своем плане действий в Монголии. Якобы китайцы предложили атаману организовать отряд в 5 тыс. человек, который он собирается навербовать в Трехречье. С аналогичными предложениями китайцы обращались и к другим казачьим генералам — Карнаухову в Тяньцзине, Глебову и Савельеву в Шанхае. Бурлин считал, что «если снабдить Семенова приличным и честным сотрудником, то его можно использовать, благодаря его связям в китайских кругах» [Там же, д. 140, л. 40, 41].

Отсутствие поддержки в военной среде подтолкнуло Бурлина к более тесным контактам с «гражданскими». Он установил хорошие отношения, несмотря на недовольство со стороны генералов Глебова и Вальтера, с М. Я. Домрачевым, возглавлявшим входивший в состав шанхайского Комитета защиты прав Дальневосточный отдел Русского Патриотического Объединения, которое претендовало на руководство всеми монархическими организациями, признававшими в. кн. Николая Николаевича Верховным Вождем [Там же, л. 77]. Своим представителем в Циндао Бурлин назначил А. А. Пурина, последовательного антикоммуниста, активного деятеля сибирского областничества. Можно сказать, что Бурлин в немалой степени сам способствовал консолидации собственной оппозиции.

Таким образом, в начале 1927 гг. в руководстве эмигрантских военных организаций в Китае возник своеобразный «единый фронт» против Бурлина. Работать с генералом, чьи полномочия ставились под сомнение, отказывались не только харбинцы и «политбюро» Русской группы войск Шаньдунской армии, но и военные объединения Шанхая и Тяньцзина.

Глава 7. Военная эмиграция в условиях роста международной и внутри-китайской напряженности (1927–1928)

Создание «антибурлинского фронта» совпало по времени с наивысшим подъемом китайской национальной революции. В ходе успешно развивавшегося Северного похода национальные войска коалиции Гоминьдана и Китайской компартии (КПК) нанесли ряд сокрушительных поражений милитаристским группировкам, овладели частью Центрального Китая и успешно форсировали Янцзы в начале 1927 г. За успехами НРА с тревогой следили и державы, опасавшиеся «большевизации» Китая и утраты своих позиций, и лидеры китайских военных группировок, терявшие свою власть.

В сложившихся условиях появился новый стимул для консолидации радикальной эмиграции и создания при поддержке со стороны китайских властей и держав эмигрантских вооруженных формирований. Опасаясь захвата красными КВЖД, Мукденские власти решили в случае необходимости мобилизовать «белых» русских. Мукден даже разрешил белым организациям объединяться в свои общества, издавать свои газеты и журналы [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 309]. Представителем китайских властей и Мукденского штаба по организации белых отрядов на случай конфликта с СССР был назначен генерал Шильников.

В связи с вопросом о возможной мобилизации Шильников несколько раз собирал у себя на квартире в Харбине белых активистов [Там же, с. 297]. Полковниками Бодровым и Смирновым был составлен проект русских вооруженных формирований. Намечались сборные пункты, куда по тревоге должны были собраться мобилизованные и получить оружие. В районе ст. Маньчжурия — Чжалайнор планировалось создать отряд пехоты и кавалерии в 1 тыс. человек под командованием генерала Вишневского. Его помощником намечался подполковник М. Г. Ктиторов [Там же, с. 151, 480, 481]. Сложнее обстояла ситуация на восточной линии. Представитель Шильникова на ст. Шитоухэцзы, где на лесозаготовках работало много бывших белых, полковник Гензель, получив письмо от генерала, предложил произвести учет бывших военнослужащих на случай формирования отряда. Зарегистрировалось не более 50 человек, в основном из комсостава. На ст. Пограничная вопрос о формировании отряда усиленно обсуждался, но полковник Мохов, представитель Шильникова на станции, не смог набрать людей даже для представления списка начальнику гарнизона. Один из белых активистов, Глебов, вообще отказался от участия в формировании отряда [Там же, с. 481]. Имея в прошлом печальный опыт взаимоотношений с китайскими властями, многие активисты просто не верили китайцам, считая, что в случае неудачи те превратят белых в «козлов отпущения».

Чтобы выяснить обстановку на юге из Харбина был направлен генерал Андогский, посетивший в феврале 1927 г. Русскую группу войск Шаньдунской армии[269]. Однако его поездка была мало результативна. В Русской группе Андогский был очень грубо принят Меркуловым, который, как и Нечаев, по словам полковника Тихобразова, показал свое настоящее отношение к общественности [ГАРФ, ф. Р-7044, оп. 1, д. 12, л. 55; Русская военная эмиграция, т. 7, с. 296.]. Тем не менее, ситуация с набором русских в армию Чжан Цзунчана была близка к критической. Все меньше бывших военных и молодежи стремилось поступить на военную службу. Свою роль здесь играли и опасение прихода красных в Китай, и финансовые проблемы, которые испытывали Чжан Цзолинь и Чжан Цзунчан, отрицательно сказывавшиеся на содержании армий, и борьба между лидерами русской военной эмиграции, призывавшими своих сторонников вступать только в «дружественные» войска.

В Шанхае