Генерал Лукомский, обеспокоенный ситуацией объединения эмиграции в Китае и попытками отдельных лидеров тамошних военных организаций выяснить, минуя его, наличие и объем полномочий Бурлина[273], был вынужден обратиться с письмами к своим китайским корреспондентам. Лукомский подтверждал статус Бурлина в качестве своего официального помощника, что было якобы утверждено великим князем в мае 1926 г., и требовал подчинения тем его указаниям, которые санкционированы им, Лукомским, в осуществлении объединения эмиграции. Уполномоченный великого князя на Дальнем Востоке соглашался, что его помощник не во всем бывает прав, но в целом его деятельность оценивается центром положительно. Одновременно Лукомский требовал от Бурлина повысить уровень дисциплины в русской военной среде Китая. Центр раздражало и то, что часть «николаевцев» в Харбине и Русской группе войск Шаньдунской армии поддерживали идею создания на российском Дальнем Востоке «буферного государства» при покровительстве со стороны Японии[274].

Получив указания из Парижа, часть руководителей военных организаций выразили готовность подчиниться Бурлину. Особенно усердствовал в этом генерал Бордзиловский [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 32]. Полковник Бендерский, признавая особые полномочия Бурлина, заявил, что готов даже смириться с тем, что Бурлин имеет какие-то отношения с атаманом Семеновым, если таково решение центра, но «будет горячо с ним [Бурлиным] спорить и никогда не согласится, если это его личная инициатива». В своей ненависти к Семенову Бендерский называл того не иначе, как «гибель» или «гроб» нашего движения на Дальнем Востоке [Там же, л. 11, 11 об].

В начале июня 1927 г. Бурлин с удовлетворением отмечал в письме к Лукомскому, что, получив указания из центра, «харбинские деятели поняли свое место» и заявили о своем подчинении и готовности выполнять его распоряжения. В Шанхае же, по словам Петра Гавриловича, ситуация осталась прежней, где «благодаря Глебову, который имеет в своем распоряжении второй авторитет — деньги», люди из близкой ему головки продолжали рассматривать помощника уполномоченного великого князя просто как почтальона [Там же, д. 142, л. 105]. Несмотря на все увещевания Лукомского, Глебов и Вальтер так до конца и не признали главенство Бурлина, чему в определенной степени способствовал сам уполномоченный великого князя, подчеркивая в своих письмах к генералу Вальтеру, что Бурлин «не есть начальник», а лишь его помощник и в случае сомнений в правомочности действий последнего можно обращаться за разъяснениями в центр [Там же, д. 143, л. 125 об]. В свою очередь, в указаниях Бурлину Лукомский также строго подчеркивал, что тот лишь его помощник, а не полномочный представитель великого князя, поэтому не должен создавать иерархию во главе с собой и т. п. [Там же, л. 53, 54].

Лукомский, не желая выезжать на Дальний Восток сам и не имея возможности направить в Китай авторитетного генерала из Европы, тем не менее считал необходимым поддержать Бурлина, отправив к нему в качестве помощника энергичного молодого генерала, не обремененного большой семьей. Таким человеком стал генерал-майор Н. П. Сахаров[275], проживавший в это время в США.

Сахаров, воевавший в годы Гражданской войны на Восточном фронте и имевший опыт партизанской работы, хорошо характеризовался генералом Будбергом, начальником 1-го Североамериканского отдела РОВС, к оценкам которого, как знатока Дальнего Востока, Лукомский прислушивался[276]. Дав согласие выехать в Китай для антибольшевистской работы, Сахаров сразу заявил о признании генерала Бурлина своим непосредственным начальником и согласился вести работу по его указаниям [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 194]. В свою очередь, Бурлин сообщил Лукомскому, что будет рад сотрудничеству с Сахаровым, поскольку «на Дальнем Востоке почти нет полезных и энергичных деятелей, а из тех, кто здесь имеется, почти все заражены политиканством и стремятся к личным или партийным достижениям в ущерб общему» [Там же, д. 140, л. 5]. Николай Павлович, напутствованный Будбергом, прибыл в Китай в конце мая 1927 г. и сразу же направился в Харбин для выяснения местной обстановки.

Между тем, весной 1927 г. политическая ситуация в Китае претерпела существенные изменения. В апреле произошел раскол единого фронта Гоминьдана и КПК. Командующий НРА генерал Чан Кайши осуществил переворот в Шанхае, разгромил революционные профсоюзы, арестовал коммунистов на подконтрольной ему территории и вскоре объявил о создании собственного правительства в Нанкине. Эти события подтолкнули китайские власти в Пекине к более решительным действиям против советской деятельности в Китае. В конце апреля 1927 г. в Пекине было захвачено советское посольство. В руки полиции попало много документов о подрывной деятельности СССР на китайской территории, что, в известной мере, способствовало росту антисоветских настроений на Западе. В мае дипломатические отношения с СССР разорвала Великобритания. В июле отношения между КПК и гоминьдановским правительством в Ухане переросли в вооруженное противостояние, не очень успешное для коммунистов. 7 ноября 1927 г. при попустительстве китайских властей русскими эмигрантами в Шанхае была предпринята попытка захвата советского консульства, в результате чего двое эмигрантов были убиты и несколько ранены. В декабре того же года по приказу китайских властей разгрому подверглось советское консульство в Гуанчжоу, после чего советские дипломатические и торговые представительства стали сворачивать свою работу в Китае. В этих условиях в Харбине летом 1927 г. была предпринята новая попытка объединения русской эмиграции.

В начале июня в Харбине скончался генерал Плешков. Место, пусть формального главы Маньчжурских воинских группировок оказалось вакантным, что вызвало борьбу среди претендентов на эту «должность», главными среди которых являлись генералы Люпов, Володченко и Андогский. В июле в Харбин прибыл генерал Бурлин, в задачи которого входили сплочение всех эмигрантских организаций в составе единого «николаевского» объединения и налаживание нормальной работы военных групп.

В это время часть наиболее крупных военных и казачьих (также преимущественно военных) организаций входили в состав ХКПРБ, сохраняя внутреннюю автономию. В частности, Артель труда и взаимопомощи — Офицерский союз (450 человек), Общество ревнителей военных знаний (председатель — генерал Люпов, 76 человек), Забайкальская казачья станица (104 человека), Амурская станица (46 человек), Енисейская казачья станица (председатель — Кузнецов-Гантимуров, 40 человек), Уссурийская казачья группа беженцев (председатель — полковник К. М. Бирюков, 44 человека), Оренбургская атамана Дутова станица (председатель — генерал Кручинин), Общество взаимопомощи бывших воспитанников Сибирского кадетского корпуса, Общество взаимопомощи кадет-хабаровцев [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 26, л. 7]. То есть численность военных «николаевской» ориентации составляла всего около 1 тыс. человек.

По вопросу объединения эмигрантских организаций состоялось несколько заседаний, на которых присутствовали более тридцати представителей от 15 эмигрантских объединений. Если не считать отдельных выпадов против Бурлина (например, выступление на первом заседании генерала К. И. Сербиновича, назвавшего работу Бурлина политическим шантажом) [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 354][277], идею объединения поддержали