Однако обрадовалась я рано — путешествие оказалось непростым. Нет, на нас никто не нападал и не преследовал. Члены команды и пассажиры не обращали на нас внимания. Проблема была во мне. Точнее, в том, как на меня влияла качка. Утренней тошнотой она подкрадывалась к горлу, заставляла вскакивать и бежать в маленькую туалетную комнату — и там, закрывшись, долго приходить в себя. Стараясь хоть как-нибудь избавиться от ужасного чувства, я много спала. Ела мало. Порой один вид еды мог взбудоражить только успокоившийся желудок.

Самаэль поддерживал как мог. Запирая каюту на замок, он усаживал меня к себе на колени, прижимал крепко, но бережно, и укутывал нас тьмой. В ней мне становилось легче. Хотя возможно, силу мне дарили объятия Самаэля.

Я не знаю названия тому чувству, что испытываю. Но сомневаюсь, что это любовь. Я не просто «люблю» Самаэля. Я живу им. Дышу, как воздухом.

После пережитого — тогда, когда думала, что вот-вот потеряю его, — я отринула все страхи. Неуверенность, сомнения, робость… Все, что не давало мне признаться даже самой себе. И теперь я смело смотрю в будущее. Верю в нас с Самаэлем. А самое прекрасное, что я вижу такие же эмоции, отражающиеся в его взгляде.

Когда корабль достиг берегов Туманных островов, я одной из первых поспешила на пристань. Однако, к моему ужасу, даже на земле меня продолжало укачивать. Два дня на отдых, потом снова на корабль. Уже на тот, что идет до Нортейна.

Наш путь лежал в Шаэртон — столицу. Получить аудиенцию у Альтора оказалось намного легче, чем я представляла. Да и сам разговор с королем прошел на удивление приятно. Самаэль не стал лгать и рассказал нашу историю почти без утайки. Я, признаюсь, пока слушала едва сдерживала волнение. Но по ободряющим взглядам Самаэля, которые он украдкой бросал на меня, понимала: все хорошо.

Апьтор выслушал, не перебивая. Потом усмехнулся. Несколько секунд заставил нас томиться неизвестностью и вызвал старшего советника. Он отдал ему всего три приказа: подготовить текст клятвы присяги нового чернокнижника, вызвать мага крови для проверки права наследования Видаров и выделить нам сумму, необходимую для обустройства на новом месте. От последнего Самаэль попытался отказаться, уверив, что его средств хватит, но Апьтор был непреклонен.

До подтверждения моей причастности к Видарам, нас поселили в одном из столичных домов, принадлежащих короне.

Тем же вечером, устроившись в гостиной, я устроила Самаэлю допрос.

— Ты знал, что Апьтор согласится? — спросила с наскока. — А если бы он сдал нас?

— Кому? Тайдариусу? — Самаэль улыбнулся широко и уверенно. — Они не выносят друг друга. Не забывай, родная, я почти семнадцать лет проработал бок о бок с императором и знаю о таких вещах.

Я замерла. Однако вовсе не из-за отношений между правителями Эйхара и Нортейна.

Самаэль назвал меня родной. Впервые. И сделал это так естественно, так… правильно, что горло стянуло от внезапно подступивших слез. Я отвернулась, притворившись, что меня заинтересовала висящая на стене картина. Но Самаэль, как всегда, не повелся на уловку. Тихо усмехнувшись, он поднялся, в несколько шагов оказался возле моего кресла. Присел и нежно сжал мои пальцы.

— Больше нет нужды бояться. И прятаться тоже не надо. Альтор знает о твоем даре и знает, что он запечатан. Он не посмеет навредить тебе. Никто не посмеет, клянусь.

Я повернулась и встретила ласковый взгляд.

— А та клятва, что тебе придется принести?

— Не переживай о ней. Альтор не станет требовать моей крови. Проклятия больше нет — а значит, нет и поводка.

— Но как же тогда он сможет тебе доверять?

Самаэль улыбнулся.

— Альтор не только мудрый правитель. В первую очередь он мужчина, и понимает, что пока тебе ничто не угрожает, я буду верен. К тому же ему выгодно возрождение рода Видар. Древние семьи — это столпы власти. То, на чем держится сила королей. Пока эти семьи лояльны, правящий дом в безопасности.

— А ты… — я на секунду смутилась, но нашла в себе силы продолжить, — ты примешь имя моего отца?

— Я уж думал, не спросишь, — Самаэль поднялся, поцеловал меня и подхватил на руки, заставив испуганно вцепиться ему в шею. Потом опустился в кресло, усадив себе на колени. — Род Харт умер, родная. По крайней мере, для мира айров. Не сомневаюсь, стоит попросить, и Альтор даст мне новое имя рода. Но я подумал, ты захочешь сохранить наследие Видаров.

— Сохранить?

Самаэль вновь улыбнулся.

— В Нортейне, как и в Эйхаре, когда женщина выходит замуж, то меняет род.

— A-а… э-э…

Я растерялась. Самаэль до этого не заговаривал о браке, теперь же держится так, словно этот вопрос никогда для него и не стоял. Словно он всегда знал: мы будем вместе. И судя по лукавому блеску в глубине орехово-карих глаз, я не далека от истины.

— Прости, родная, но я не позволю нашему ребенку родиться вне брака. Если потребуется, силой возьму тебя в жены, — он рассмеялся, подтрунивая надо мной.

Я же вновь почувствовала себя лишенной опоры под ногами. Наш ребенок? Будто в ответ, ладонь Самаэля скользнула мне на живот.

— Тебе было плохо не из-за качки. Точнее, не только из-за нее.

— Но как? Откуда ты знаешь?

— Тьма, — ответил он просто. — Она чувствует в тебе растущую силу.

Я напряглась.

— Наш ребенок будет чернокнижником? Обреченным на проклятие?

— Нет, родная, — Самаэль вновь улыбнулся. — Даже если он родится с даром тьмы, она не навредит ему. Никогда.

— Почему?

— Потому что это ребенок избранницы. Дар великого дара. И даже тьма не посмеет осквернить его. Какой бы силой не обладал наш малыш, он будет в безопасности.

Слезы сами брызнули из глаз. Я хотела их сдержать, правда. Но они будто жили собственной жизнью — побежали по щекам, упали тяжелыми каплями на воротник платья. И даже моя улыбка, робкая, но счастливая, не смогла их остановить.

Обняв Самаэля за шею, я потянулась к его губам. Ощутила тьму, радостно взвившуюся рядом, и закрыла глаза.

Когда-то моя жизнь сделала вираж — слишком крутой, чтобы выровняться. Когда-то меня лишили всего. Но потом шаг за шагом все начало выстраиваться обратно в запутанный, но, без сомнения, прекрасный узор. И со временем я сумела полюбить в нем каждую, даже самую темную нить.

Семь лет спустя

Лента тьмы прошмыгнула через всю комнату, будто мышь, спасающаяся от кота, и спряталась за тяжелым комодом. Отложив толстый том по истории Нортейна, я повернулась ко входу. Как раз вовремя!

На пороге показался бессменный нарушитель спокойствия.

Поймав мой взгляд, он хитро прищурился и приложил палец к губам. Потом тихо, на цыпочках, прокрался в комнату. Дошел до средины, остановился, принюхался, будто хищник. На секунду замер — и кинулся к комоду.