В данный момент Сеня втолковывал начинающему режиссеру Мухтарову, что в наше время снимать романтическую комедию бессмысленно:

– Никто в нее не вложит денег! Раньше можно было пойти к Федорину. То есть не к самому Федорину, а к его жене. Она любила изображать этакую покровительницу искусств и особенно поощряла всевозможную романтику.

– Так, может, попытаться к нему подойти? – с надеждой проговорил Мухтаров. – В смысле, к Федорину? Говорят, он сегодня должен здесь появиться…

– О чем ты говоришь? – отмахнулся от него Сеня. – Сразу видно, что ты ничего не знаешь! Федорину сейчас не до того! Он никуда не ходит! У него какие-то жуткие неприятности. Жена его то ли заболела, то ли пропала, а сам он, говорят, на грани банкротства. Его акции упали чуть ли не в десять раз! Если он сегодня придет, я готов съесть свою шляпу, причем без соли и без соуса!

– Да что вы говорите, Семен Семенович? – протянул Мухтаров. – А кто это сейчас вошел в зал? Разве это не Федорин? И жена с ним… ведь эта женщина в зеленом платье – его жена?

– Что ты говоришь? Не может быть!

Сеня повернулся ко входу в зал.

В дверях действительно появился Николай Федорин под руку с красивой женщиной в роскошном платье цвета чилийских изумрудов. К ним тут же устремились все присутствующие в киноцентре журналисты и представители СМИ.

– Черт возьми, это и правда он! – удивленно проговорил Сеня. – Где моя шляпа?

Кондратьев шел по улице, опустив голову и высоко подняв воротник плаща. Он чувствовал себя загнанным зверем. В каждом встречном, в каждом прохожем ему мерещилась угроза.

Ему нужно найти какое-то безопасное логово, отсидеться, пока все не затихнет, и только потом бежать прочь. Но для этого – как и для всего остального – ему нужны деньги.

Он свернул в безлюдный переулок и увидел припаркованную к тротуару машину. Машина была старая, с помятым и поцарапанным бортом. То, что надо, – на такой вряд ли установлена сигнализация, и открыть ее будет просто.

Кондратьев подошел к машине, огляделся по сторонам, достал из внутреннего кармана узкую металлическую планку, просунул ее в щель над окном, опустил стекло, открыл дверцу.

По спине поползли холодные капли пота – он ждал, что сейчас заверещит сигнализация.

Нет, все в порядке, он не ошибся, сигнализации нет.

Сел на водительское место, запустил руки под торпеду, соединил провода, чтобы включить зажигание.

Мотор уютно заворчал.

Кондратьев перевел дыхание, включил первую передачу и отъехал от тротуара.

Первая задача была решена – у него есть средство передвижения. Правда, долго ездить на этой машине нельзя, это слишком опасно. Но долго ему и не нужно.

Он ехал тихими, малолюдными улицами, избегая шумных магистралей, и наконец добрался до цели.

В тихом районе недалеко от Литейного проспекта между двумя старыми домами втиснулось современное здание из стекла и стали. Над его крышей сверкала яркая надпись – «Оксидентал».

Кондратьев припарковал машину в двух кварталах от цели, прошел эти два квартала пешком – так же, как прежде, сутулясь и подняв воротник, чтобы случайная встреча не сломала его планы.

Перед самым входом выпрямился, поправил воротник, чтобы не вызвать подозрения охраны, толкнул дверь, вошел внутрь.

Охранник шагнул навстречу.

Кондратьев показал удостоверение – у него были припасены документы на разные случаи.

Охранник взглянул, уважительно кивнул, вытянулся, только что честь не отдал, и отступил в сторону, пропуская.

Кондратьев поднялся на шестой этаж, свернул в узкий коридор, подошел к неприметной двери.

Дверь была заперта, но замок самый примитивный, открыть его для такого профессионала, как он, не представляло труда. За этой дверью была кладовка, которую, видимо, использовали местные уборщики. Полки с моющими средствами, швабры, ведра и прочий хозяйственный инвентарь. Эту кладовку Кондратьев нашел на плане здания. От обычной кладовки эта комната отличалась тем, что в ней было окно. Небольшое, замазанное белой краской, но все же окно.

И это окно выгодно отличалось от остальных окон тем, что на нем не было сигнализации.

Кондратьев отодвинул язычок шпингалета, открыл окно, выглянул наружу.

Как он и рассчитывал, это окно выходило в тихий переулок.

Он достал из кармана плаща моток тонкой, но очень прочной веревки, закрепил конец этой веревки за крюк на стене, свободный конец выкинул в окно. Поднялся на подоконник, ухватился за веревку и шагнул в пустоту.

По всей длине на веревке были завязаны узлы, поэтому спускаться по ней было удобно. Меньше чем за минуту он спустился на два этажа и оказался около такого же замазанного краской окна на четвертом этаже. Но не оно было его целью.

Упираясь ногами в стену, он переместился влево.

Теперь он оказался рядом с большим окном, изнутри закрытым плотной занавеской.

Кондратьев встал на карниз, обмотал веревку вокруг левого запястья, правой рукой достал из кармана стеклорез, вырезал стеклянный круг, выдавил его внутрь комнаты, запустил руку в отверстие, открыл фрамугу и переступил на подоконник.

Раздернув занавеску, оказался внутри просторного кабинета.

Рядом с окном стоял большой письменный стол, за которым сидел пожилой человек с одутловатым лицом и кустистыми бровями.

Мало кто знал, что политика концерна «Оксидентал» определялась не в роскошном кабинете генерального директора на верхнем этаже здания, а именно здесь, в этой довольно скромной комнате. Мало кто знал, что именно этот пожилой человек принимает все наиболее важные решения, касающиеся деятельности концерна. И не только его.

Этот человек смотрел на Кондратьева удивленно, но без испуга.

– Простите, что пришел к вам таким необычным путем, – проговорил Кондратьев, спрыгивая с подоконника и пружинистым шагом подходя к столу. – Не хотелось долго препираться с вашими охранниками. И простите, что пришел без приглашения. Боюсь, что с приглашением были бы проблемы.

Человек за столом едва заметно передвинул правую руку, но это движение не укрылось от глаз Кондратьева. Он поморщился и недовольно произнес:

– Вот этого не надо, не нажимайте тревожную кнопку. И вообще не пытайтесь как-то связаться со своими людьми. Это может для вас плохо кончиться.

Кондратьев достал из наплечной кобуры пистолет и направил его в голову хозяина кабинета:

– Вы ведь знаете, я хорошо стреляю, а уж на таком маленьком расстоянии и вовсе не о чем говорить. Терять мне нечего, так что в случае опасности я буду стрелять, не раздумывая!

Кондратьев перевел дыхание и проговорил другим тоном, спокойным и как будто доброжелательным: