Полина не знала, сколько времени длился полет: минуту? час? вечность? Но это было не столь важно: главное, чтобы волшебное парение не заканчивалось. Никогда прежде с ней не случалось ничего хотя бы вполовину столь же прекрасного, как то, что происходило сейчас…

Но вдруг удивительный полет окончился – прервался внезапно и жестоко. Раненая рука, которой Полина уже не чувствовала, неожиданно взорвалась вспышкой ослепительной боли. Ее словно окунули в огонь или прижгли каленым железом.

Полина не сумела удержать крика и распахнула глаза.

То, что случилось дальше, произошло очень быстро, почти мгновенно, но запомнилось отчетливо и ярко, со всеми подробностями.

Она будто проснулась, очнулась ото сна, и реальность обрушилась на нее, слишком дикая и ужасная, чтобы можно было поверить в нее. То, что она увидела перед собой, никак не желало складываться в нормальную картину мира, рассыпаясь на осколки.

Алик все так же лежал на полу, но уже пришел в себя: глаза его были открыты. Лицо ребенка было испуганным и мокрым от слез.

Не-Женя, жуткое существо из ночных кошмаров, стояло возле них, совсем рядом, опустившись на колени.

Сама Полина… Это невозможно было вообразить!

Она больше не обнимала Алика, стараясь привести его в чувство. Вместо этого придавливала, прижимала мальчика к полу, с силой упираясь левой рукой ему в грудь. В другой руке она держала большой нож с длинным широким лезвием. Этим ножом она обычно разделывала мясо.

Еще секунда – и Полина убила бы ребенка! Не соображая, что делает, зарезала бы собственным ножом на своей уютной кухне.

«Он приказал мне! Синий туман… Я плыла в нем и радовалась и едва не убила невинное дитя! Господи боже мой!»

Время растянулось, как старая бельевая резинка. В каждую секунду умещалась целая жизнь, и каждая секунда этой жизни была длиною в вечность.

…Женя, волнуясь и заикаясь, делает ей предложение. Начало лета, они гуляют в парке, и любимый надевает ей на голову большущий венок из ярко-желтых одуванчиков.

…Муж забирает ее из роддома. Впервые несмело, чуть неловко берет на руки крошечную Соню, закутанную в розовое одеяльце.

…Полина и Соня катаются летом на карусели в парке: взлетают к бесконечному небу и пушистым облакам, которых, кажется, можно коснуться рукой, замирают от восторга и сладкого ужаса и дружно хохочут.

…Они втроем сидят на полу возле переливающейся огнями новогодней елки и разворачивают подарки. Глаза дочки светятся от счастья.

«Ну уж нет, сволочь! Тебе не заставить меня!»

В памяти неоновым огнем вспыхнули недавно сказанные слова: «Маленькое, хрупкое создание яростно сопротивлялось моему внедрению. Это крах: его не сломить, мальчик погибнет, а вместе с ним умру и я…» И еще одна фраза, произнесенная покойной дочерью: «Ты должна помочь папе! Вывести его отсюда!»

С хриплым, утробным рычанием («Неужели это мой голос?») Полина размахнулась и что было сил вонзила нож в горло чудовища, принявшего облик ее любимого мужа.

В последний миг лицо не-Жени озарилось злобным торжеством: он увидел взмах ножа, но еще не успел понять, куда направлен удар.

Через секунду ликование сменилось недоумением, выражение лица сделалось обиженным, как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Пришло понимание того, что Полина собирается сделать.

Лезвие вошло в плоть неожиданно легко. Нанеся смертельный удар, Полина отшатнулась, не веря, что действительно сделала это.

Он вскинул руки, прижал их к горлу, надеясь закрыть страшную рану, через которую алым потоком утекала его жизнь.

Женя умирал, и внутри его умирал монстр, который погубил Соню и многих других людей, который вторгся в их жизнь, безжалостно разрушив ее.

Пытаясь уничтожить чудовище, Полина убила единственного мужчину, которого когда-либо любила, от которого родила дочь. Теперь он уходил из жизни у нее на глазах, и часть ее души погибала вместе с ним.

«Не может быть! Нет, нет! Произошла ошибка, просто ошибка!»

Но как исправить ее, как переписать набело этот кусок жизни, этот страшный, невыносимо жуткий день, когда ей пришлось стать убийцей?

– Прости, прости, – не то говорила, не то думала Полина. – Я не хотела! Все должно было быть не так!

Маленький Алик, который впервые в жизни причинил боль другому человеку, вцепившись в израненную руку Полины, чтобы заставить ее очнуться, вскочил с пола и приник к ней, ища спасения и утешения.

– Прости, Женечка, прости меня… – плакала Полина, еще не веря тому, что случилось, и Алик плакал вместе с ней.

Она сильно нервничала, хотя и старалась держать себя в руках. Снимая пальто перед зеркалом, женщина с грустью отметила, что выглядит ужасно: бессонница прочертила под глазами темные круги, морщины возле губ и глаз обозначились резче, но хуже всего был тоскливый, затравленный взгляд. Его никакой косметикой не скроешь, не замажешь.

Впрочем, собственная внешность сейчас волновала ее меньше всего: имелись проблемы похуже. То, что случилось, было настолько неправильно, запутанно и совершенно невероятно, что свыкнуться с мыслью об этом, успокоиться, взвесить и разложить по полочкам, как она привыкла, было невозможно.

«Этого не могло произойти, потому что не могло произойти никогда!» – бесконечно, подобно сломанной карусели, крутилось в мозгу.

– Извините, опоздала, – отрывисто проговорила она, подходя к столику возле окна, за которым ее уже ждали.

Пожилой мужчина с солидным брюшком поднялся ей навстречу и галантно уверил, что беспокоиться не о чем: это он пришел раньше назначенного времени. Да и потом, спешить им некуда.

Небольшой ресторанчик под названием «Тихое местечко» располагался в уютном переулке, вдали от шумных проспектов. Народу здесь было немного, зал полупустой. Посетители сидели на кожаных диванах густо-бордового цвета, освещение было приглушенное и мягкое. Негромко играла приятная, ненавязчивая музыка: непонятно было, откуда исходит звук, поэтому казалось, что он льется из стен.

Они сделали заказ, причем она выбирала, не раздумывая: все равно вряд ли сможет заставить себя проглотить хоть кусочек.

– Вам нужно поесть, – проницательно заметил мужчина. – Если вы уморите себя голодом, это делу не поможет.

Она слабо улыбнулась в ответ и сделала глоток воды.

Шел уже девятый час, и тьма прилипла к окнам, заглядывая внутрь. Фонари, похожие на молчаливых стражей, склонили к земле головы, разливая вокруг себя тусклый, матовый свет. Люди на улице спешили по своим делам, садились в автомобили и выходили из них, говорили друг с другом и по телефону. Некоторые задерживали взгляд на освещенных окнах ресторана, с любопытством разглядывая посетителей, и женщина подумала, что сидящие внутри напоминают аквариумных рыб.