Хартфорд подчинился приказам своего господина и в депеше от 9 мая рапортовал, что устроил в Эдинбурге «славное огненное зарево». Девять дней спустя он сообщил, что его задача выполнена согласно приказу, и добавил: «Вашему величеству, смеем надеяться, вскоре доложат, что подобного опустошения Шотландия не видала многие годы». Французская флотилия пришла на помощь своим союзникам с внушительным десантом, который, объединившись с шотландской армией, отправился к границе с Англией; их неистовой и яростной кампании дало отпор очередное вторжение графа Хартфорда, уничтожившего осенью того же года 243 селения, пять торговых городов и семь монастырей. Танец смерти между двумя государствами продолжался с переменным успехом вплоть до появления на политической сцене Оливера Кромвеля.

Летом 1544 года английская армия развернула военную кампанию и против самой Франции. Крупнейшие силы вторжения в составе 48 тысяч солдат направились к Ла-Маншу. Понадобилась объединенная мощь 6,5 тысячи лошадей, чтобы тащить орудия и повозки со снарядами. Епископа Винчестерского Стивена Гардинера назначили — по причудливой иронии судьбы — главным поставщиком армии; по его словам, он был «неизменным поставщиком сыра, масла, сельди и сушеной рыбы». Среди своих врагов он приобрел прозвище Стивен Сушеная Рыба.

Изначальный сценарий военных действий предполагал, что армии короля и императора пойдут в наступление на Париж, однако Генрих обнаружил в плане недостатки; тыловые эшелоны его армии оказались бы совершенно беззащитными. Надлежало первым делом подчинить Булонь и Монтрёй, а затем, минуя Сомму, двинуться к столице. К концу июня английская армия собралась возле Булони, а 14 июля Генрих пересек Ла-Манш. Несколько дней спустя он выехал из городских ворот Кале, в котором тогда располагался английский военный гарнизон, и достиг территории Франции; поперек его седла лежал большой мушкет с длинным железным стволом. Он проехал 40 километров на юг, чтобы воссоединиться со своей армией под Булонью. Вскоре загремели пушки, осыпая снарядами осажденный замок на восточном склоне городского холма.

Дипломатические и военные мероприятия шли полным ходом. Летом 1544 года Франциск отправил личные послания каждому из двух монархов, увещевая их пойти на мировую и тем самым надеясь посеять разлад среди их советников. Генрих переслал письмо своему союзнику Карлу и ответил французскому королю, что предлагаемая им политика «сильно задевает его честь, которую, как вам известно, я ревностно доселе охранял и не позволю в моем преклонном возрасте никоим образом позорить». В следующем месяце он написал — или, скорее, надиктовал — письмо Екатерине Парр, продолжая осаждать Булонь. Он признался, что «на наших плечах лежит столько забот, мы так радеем и заботимся лично обо всем на свете, что нам нет ни минуты покоя, ни досужего времени». Таков образ короля, ведущего войну, хлопотливого и полного сил. Он вновь упоенно предавался ратным трудам и, по воспоминаниям одного из своих военачальников, был «радостен и настолько здоров и энергичен, каким я не видывал его величество ни разу за семь лет». Король жаждал славы, что было единственным настоящим поводом к войне.

Карлу V пришлось задержаться в городе Сен-Дизье, или Сен-Дидье, на семь недель, из-за чего он потерял половину времени, которое требовалось для переброски армии к Парижу. Однако император упорно продвигался вперед, несмотря на то что в ходе кампании его пути сообщения были отрезаны, а снабжение армии прекратилось. Это успешное продвижение удивило Генриха, однако король не мог предвидеть двуличность своего союзника. Франциск и Карл согласовали условия сепаратного мира и нуждались лишь в поводе, чтобы официально провозгласить его. Находясь вместе с армией в весьма рискованном положении, испанский император заявил, что вынужден заключить соглашение. В очередной раз испанцы и французы взялись за руки в дипломатическом танце.

Осада Булони, казалось, не закончится никогда. Отвага защитников города восхитила даже самого короля Генриха. «Они сражаются бок о бок, — писал он королеве, — куда мужественнее, чем бургундцы или фламандцы…» Однако победа осталась за ним, и побежденные жители вышли из города в знак капитуляции. Монтрёй по-прежнему держался, и всем стало ясно, что английская армия никогда не достигнет городских ворот Парижа. На этом этапе Карл скрепил печатью мирное соглашение с Франциском, оставив Генриха единственным воином на поле битвы. Гнев и озадаченность короля вероломным предательством союзника вполне объяснимы, однако нельзя отрицать и относительный провал военной кампании. Генрих взял Булонь, но не Париж, потратив на это порядка двух миллионов фунтов стерлингов — примерный эквивалент десятилетнего объема расходов казны. Подавляющую часть принадлежащих короне земель, изъятых у церкви, пришлось продать. Это непосредственно обусловило значительную шаткость финансового положения в стране в последующие годы и стало одной из сопутствующих причин гражданской войны. Однако здесь мы слишком далеко забегаем вперед. Тогда же, в 1544 году, королевская казна была опустошена, и это обстоятельство побудило Стивена Гардинера написать, в подражание Колету тридцатью тремя годами ранее, что «худой мир лучше доброй войны». В последний день сентября корабль Генриха пустился в обратное плавание к берегам Англии.

Угроза со стороны Франции, впрочем, не миновала, очертившись еще яснее после заключения ею мира с Испанией. К весне следующего, 1545 года стало ясно, что Франциск затевает вторжение в Англию и готовит для этих целей огромную флотилию кораблей; из Средиземного моря даже перебрасывали по суше галеры, чтобы пополнить их ряды. Вдоль берегов англичане укрепляли фортификационные сооружения, а подготовленные отряды местного ополчения привели в боевую готовность. В результате этих мероприятий французские войска не добились ровным счетом ничего; штормовые ветры отбрасывали корабли обратно к берегам Франции, а продовольственные запасы стали быстро иссякать. Французское командование отдало приказ к отступлению. Попытка развязать битву была сделана возле Портсмута, когда несколько французских галер открыли огонь по кораблям англичан, однако неблагоприятный ветер вновь заставил их повернуть назад. Флотилия французских кораблей была замечена вблизи Шорхэма, но и в этот раз пришлось возвращаться ни с чем: моряков скосила вспышка эпидемии. В ходе этой бурной морской кампании флагманский корабль англичан «Мэри Роуз» (Mary Rose) умудрился затонуть в гавани Портсмута[37], став своеобразным символом вооруженной борьбы между Англией и Францией.

В 1545 году король заказал у неизвестного художника семейный портрет. На нем Генрих изображен сидящим на троне в полном великолепии между своим наследником и давно почившей Джейн Сеймур; справа от него стоит леди Елизавета, слева — леди Мария. Рука Генриха покоится на плече сына. Декорациями служат королевские покои на первом этаже дворца Уайтхолл. Екатерина Парр, не будучи элементом этого грандиозного полотна, стала, впрочем, не менее неотъемлемой частью семьи. Во время французской кампании короля она регентствовала в Англии. Королева проводила бóльшую часть времени в Хэмптон-Корт, в обществе принцессы Марии, а затем и Елизаветы. Они получили образование в духе универсального гуманизма, связанного с именем Эразма Роттердамского и вскоре ставшего основой раннего протестантизма.