Едва подали очередную перемену блюд, Каетано поднялся. Тут же разговоры оборвались, гости встали.

— Прошу вас, продолжайте, — милостиво кивнув, велел король. — Мы с радостью побеседуем с вашей светлостью позже, — добавил он для посла.

Не успел король сделать двух шагов к дверям, Ристана вздохнула и шепнула стоящему рядом советнику Ландеха:

— Бедный мальчик. Он совсем раздавлен смертью отца.

Шу немедленно захотелось убить их обоих, и сестру, и графа Ландеха. Какая досада, что Валанта — не часть Соединенных Баронств. Тогда бы Ристану и близко не подпустили к власти, а графа Ландеха Шу могла бы вызвать на поединок и раскатать в тонкую лепешку. И была бы в своем праве.

Да. Ей определенно понравится в гостях у лерда!

— И о чем же ты говорила с ледяным послом? — обиженно спросил Кай, спустя полчаса после обеда вышедший в Народный зал, чтобы открыть бал.

Само собой, первую вельсу он танцевал с Шуалейдой. И был уже нетрезв.

— О свадьбах и путешествиях, — честно ответила Шу. — Ты наступил мне на ногу.

— Прости… а, еще раз прости. Смотри-ка, Виола строит мне глазки. Она милая! Ох, ну прости, я не нарочно…

— Твой защитный амулет, Кай, — потребовала Шу, которой надоело поддерживать брата воздушными потоками, чтобы он не упал прямо посреди зала.

— Зачем?

— Просто дай. Надо.

— Ну на…

Протрезвляющее заклинание юному королю не понравилось. Он побледнел, чихнул, сбился с шага, но буквально через секунду резко выдохнул и уже вполне осмысленно сказал:

— Отдай. И не смей так больше делать.

— Изволь оставаться трезвым хотя бы при гостях. Ты Суардис, а не рвань подзаборная.

— Я Суардис и делаю то, что считаю нужным.

— Напьешься снова — я не буду такой нежной. Учти, купание в фонтане действует почти так же эффективно, и твои амулеты этому не помешают.

— Ты не посмеешь.

— А ты проверь, братишка, проверь.

— Не думал, что ты способна быть такой…

— Зря не думал. Говорят, это очень полезно — думать головой. Больше шансов, что голова останется при тебе.

— Ты… хуже Энрике! Зануда!

— Спасибо за комплимент.

— Больше я с тобой не танцую. Все, хватит портить мне праздник.

— Этот не праздник, Кай. Это — загон с тиграми. Прошу тебя, будь осторожен.

— Ладно, ладно. Буду.

Шу ни на динг ему не поверила. Злые боги, куда подевался ее разумный, сильный брат? И кто этот капризный остолоп, надевший его лицо?! А все Бастерхази, будь он проклят!

— Позвольте пригласить ваше высочество на следующую вельсу, — тут же раздался над ухом рокочущий бас.

Шу вздрогнула и еле удержалась от ментального удара. Нельзя. И бесполезно. Щиты Бастерхази ей не пробить.

— Не позволю. — Сил на вежливость не было. Сил смотреть в глаза божескому наказанию — тоже не было. — Будьте любезны, сдохните, темный шер.

— Непременно, но не сегодня. — В тоне Бастерхази послышалась злость. И что-то еще, трудноопределимое. — На вашем месте я бы не отказывался от возможности выслушать кое-что полезное.

— Если хотите сделать что-то полезное, темный шер, снимите проклятие с моего брата.

Шу наконец-то заставила себя глянуть ему в глаза. Темные, полные огненных отблесков глаза Хиссова отродья. Злые боги, и она когда-то верила этому человеку! Дура. Устрица безмозглая.

— Как много ненависти. И это все мне?

— Берите, темный шер. Мне не жалко.

— Я бы предпочел вашу улыбку.

— Сколько угодно улыбок и танцев, шер Бастерхази. На вашей траве.

— Как жаль. Поверь, моя Гроза. Мне очень жаль, — почему-то совсем другим тоном сказал темный шер, коротко поклонился — и отошел, затерялся в толпе гостей.

А Шу, едва сдерживая нервную дрожь, сбежала в нишу у окна и накинула на себя пелену невидимости. Плевать на этикет, протокол и прочую дрянь. Не будет она больше ни с кем танцевать. Не хочется. Да и с кем? Осматривая полный гостей зал, она не находила никого, с кем желала бы перемолвиться хоть словом. Ни Урмано Альгредо — он до сих пор беседовал в столовой с ирсидским послом. Ни Медного генерала — он сгинул в мятеже. Ни Дайма…

Задорные звуки эста-ри-касты так живо напомнили их первое свидание в Уго-дель-Риу, что в глазах защипало. Злые боги, почему Дайм не зеркалит ей и не отвечает на ее вызовы? Даже не пишет! Ведь он жив, наверняка жив, просто до сих пор гостит у Алого Дракона. Правда же? Не могли имперские газеты обойти молчанием его смерть, если бы он умер! Ведь не могли же? И Бастерхази… он бы узнал, если бы с Даймом что-то случилось, и сказал ей. Наверняка бы сказал…

О боги. Пожалуйста. Пусть с Даймом все будет хорошо!

Из болота отчаяния ее вытянул знакомый голос:

— Ваше высочество?

Шу окатило волной радости пополам со страхом.

— Вы тоже желаете подышать свежим воздухом, Урмано? — не снимая пелены невидимости, спросила она.

— С удовольствием. Здесь, знаете ли, последнее время на удивление душно.

Вздохнув, Шуалейда перенастроила полог, чтобы он прикрывал обоих.

— Я так предсказуема?

— Отсюда самый лучший обзор. — Урмано усмехнулся. — Я вижу, его величество прекрасно проводит время.

Шуалейда глянула в сторону тронного возвышения. Там Каетано оживленно разговаривал с Зако, Мануэлем и проклятым Харрерасом, а рядом хлопала коровьими глазами девица Ландеха. В руке Кай держал полный бокал ардо, и Шу не удержалась, испарила из него почти весь алкоголь. О, если бы она могла то же самое сделать со всем вином, которое сегодня подают в Народном зале! Силы бы у нее хватило, загвоздка была не в силе, а в умении.

— Каетано еще не опомнился после смерти отца и исчезновения Медного, — ответила Шу, не желая вслух признавать проблему. — Ваши люди так и не нашли тела?

— Люди советника Гильермо, а не мои. Слава Двуединым, я больше не отвечаю за безопасность королевства. Не в моем возрасте такие нервы. — Урмано внимательно посмотрел на Шуалейду, усмехнулся чему-то своему. — Фортунато исчез, но это к лучшему. Ее высочество непременно обвинила бы его в измене.

— Забыв о том, что благодаря ему мятежники не разграбили больше ни одного города. Как вы думаете, есть шанс, что Медный не погиб?

— Медного не так просто взять. Уж кому это знать, как не вам.

Шу кивнула: ей самой однажды довелось стать везением генерала Альбарра и вписать самую впечатляющую страницу в летопись его подвигов.

— Урмано, не сердитесь на Кая… — вернулась она к насущной проблеме.