мной. — Он протягивает мне руку, чтобы я ее взяла, и я повинуюсь.

Я улыбаюсь, когда ступаю в его объятия. Одна сильная рука обнимает меня за талию, в то время как он держит мою руку. Я прижимаю свободную руку к его плечу, чувствуя тепло и силу его голой кожи под моими пальцами.

Мы смотрим друг другу в глаза и позволяем музыке двигать нами. Нетрудно снова потеряться в нем и забыть все, что было за пределами этого момента, который мы переживаем.

Мы танцуем так, как будто мы всегда танцевали под эту песню, и когда я смотрю на него, я узнаю момент, когда он становится человеком из парка, но теперь я вижу больше, чем это. Я смотрю немного глубже и снова вижу его настоящего. Сострадание пришло из-за того, что он позволил ему оглянуться на меня и не видеть во мне дочь Мортимера Вигго. Не дочь его врага, а просто меня, Изабеллу.

Я смотрю на него, играет музыка, и я могу сказать все это с одного взгляда. Он моргает, и я почти боюсь, что момент уйдет, как это было раньше, но он все еще там.

Я смотрю на него и вижу настоящего Тристана. Кажется, он тоже понимает, что показывает мне себя. Человека за пределами горя и отчаяния.

Мы прекращаем танцевать, прекращаем двигаться, но он продолжает держать меня. Может быть, это интенсивность его взгляда или притяжение. Я не уверена, что именно рушит мои внутренние стены, и я знаю, что когда он смотрит на меня, он тоже может видеть меня настоящую.

Он видит, как девочка внутри меня кричит о помощи. Она долгое время была заперта внутри меня. Заперта в бездне безнадежности. В самых темных углах всего этого запустения, ищущая свет.

Мой отец поместил ее туда, поместил меня туда. Я была там последние двенадцать лет, с той ночи, когда он убил мою мать. Я была там, ожидая, что кто-то спасет меня, потому что я знаю, что не могу спасти себя сама.

Я отвожу взгляд, когда слеза скользит по моей щеке. Это слишком, и я пока не могу признать эту часть себя. Вот почему я не думаю о том, что происходит изо дня в день. Это потому, что я не знаю, что делать.

При всех связях моего отца я не знаю, достаточно ли сильны Тристан и его люди, чтобы добраться до него, а если они потерпят неудачу, мой отец найдет меня. Я знаю, что он найдет. Тогда я буду заперта во тьме до конца своей жизни.

Мне пора идти. Это неправильно. Я не могу быть здесь, в объятиях этого мужчины, когда внутри меня бурлит конфликт эмоций. И еще одна слеза только что скатилась по моей щеке.

Я, должно быть, выгляжу как сумасшедшая.

Я делаю движение, чтобы вырваться из его объятий, но он останавливает меня и хватает мое лицо.

— Что делает тебя счастливой? — быстро спрашивает он. Вопрос ставит меня в тупик.

Пока я ищу ответ, я понимаю, почему он спрашивает. Он видит меня насквозь. Я могу сказать.

— Ничего…

— Что поднимает тебя по утрам? Что я вижу в тебе, жаждущее свободы и готовое бороться за неё? Именно это побудило тебя сражаться со мной. Если бы я был другим человеком, ты бы боролась до последнего, чтобы сбежать с этого острова. Что это за сила, Изабелла?

— Надежда… — Я почти боюсь произнести это слово, чтобы та малая надежда, что осталась во мне, не разбилась и не сломалась. — Надежда, что однажды будет свет.

Мой пульс учащается, когда он проводит пальцем по моей щеке. Кровь приливает от головы до пальцев ног, и мое сердце трепещет, когда он опускается к моим губам и прижимается своими губами к моим для поцелуя.

Меня охватывает огонь, восхитительное ощущение, которое разогревает мою кровь, когда поцелуй разливается по моим венам.

Его бархатное тепло распространяется, когда спирали экстаза текут по моему телу, касаясь каждой частички меня, каждой клеточки моего бодрствующего существа.

Я упиваюсь сладостью, мягкостью, нежными ощущениями.

Но затем этот момент рассеивается, когда музыка внезапно обрывается, и его телефон начинает звонить, ударяясь о стол.

Мы отскакиваем друг от друга, и он смотрит в свой телефон.

Я пользуюсь этим моментом, чтобы уйти, прежде чем можно будет сказать что-либо еще.

Это было слишком. Этот поцелуй проник слишком глубоко. Я уже знаю, что было бы большой ошибкой начать влюбляться в своего похитителя.

Я не должна этого делать. Я не могу.

Это ухудшит ситуацию.

У меня просто есть привычка делать именно это и усугублять свое положение.

Даже если я знаю, что это принесет мне вред.

Глава двадцать третья

Тристан

Блин…

Хотя я знаю, что должен ее отпустить, я чувствую, что должен пойти за ней.

Я этого не делаю только потому, что, когда у меня звонит телефон, пока я здесь, на острове, это будет либо Массимо, либо Ник.

Я беру трубку и вижу, что это Ник.

Я почти рад, что это не Массимо, потому что он не был счастлив, что план с Сашей не сработал. Я также знаю, что даже если он не задавал мне вопросов, он не был рад, что я поверил Изабелле.

— Привет, — говорю я.

— Босс, я просто проверяю. Я заметил, что некоторые старшие члены теневого отряда прибыли, чтобы помочь с поисками Изабеллы. Просто подумал, что вы должны знать.

— Спасибо, — отвечаю я. Прибытие старших членов Тени, одновременно и хороший, и плохой знак. — Будь начеку.

— Ты же знаешь, что я так и сделаю, — заверяет он меня, и мы вешаем трубку.

Я не переставал думать о том, что, черт возьми, нам теперь делать. Гребаная дверь возможностей все еще там, чтобы мы могли нанести внезапный удар. Но нам нужно знать, где Мортимер.

Я думаю обо всем, что мы можем сделать, что не включает план Б. Но без места я в растерянности. Я продолжаю ходить по кругу в уме и все время прихожу к одному и тому же ответу. Я потратил время, которого у нас нет, и это кажется пустой тратой.

Я решаю подняться в свою комнату. Но я долго не сплю. Мои мысли об Изабелле, о том, что я увидел, когда заглянул в окно ее души и не просто заглянул.

Она выглядела так, будто ее нужно было спасти, но не от меня. Это была тьма, в которой она жила, будучи дочерью Мортимера