Мое сердце колотится, мои мысли путаются.

Мои мысли путаются, но когда они начинают проясняться и я успокаиваюсь, я снова думаю о том, что мы только что сделали.

Я пытаюсь освободить ноги от его талии, но он держит меня, останавливая.

— Еще несколько минут, — шепчет он мне на ухо. — Дай мне еще несколько минут, и мы пойдем.

Я принимаю его мольбу и смакую ее, держа его тоже. Я тоже не хочу прерывать этот момент. Я пока не хочу возвращаться в реальный мир.

Прошло несколько минут, мы обнимались, а потом он опустил меня на землю.

Я прислоняюсь к стене, а он обхватывает меня руками по обе стороны.

Дождь становится сильнее. Настолько сильный, что он просачивается сквозь плющ и падает рядом с тем местом, где мы стоим.

Он касается края моей челюсти, и я просто смотрю в его глаза.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

— Пойдем со мной домой, — отвечает он, как будто мы снова в клубе. Я не могу не улыбнуться. — Ты ведь этого хочешь?

— Да.

Глава двадцать пятая

Тристан

Я провел с ней остаток дня и ночь. Единственным перерывом был ужин, когда я спустился вниз, чтобы пообщаться с Домиником и Кэндис.

Как только я убедился, что провел достаточно времени вдали от Изабеллы, я ушел от них под предлогом, что собираюсь заняться кое-какими делами компании с Альфонсо, и они, скорее всего, не увидят меня до утра.

Ложь.

Я солгал и вместо того, чтобы пойти в свою комнату, я направился прямиком в комнату принцессы, где я трахал ее всю ночь, снова и снова.

Сейчас утро, и я снова жадный. Но я не могу больше ничего от нее взять.

Наступил новый день, а вместе с ним и реальность.

Я сползаю с кровати и натягиваю одежду, наблюдая, как она спит. Женщина в постели выглядит истощенной, полностью выжатой после дикой ночи не менее дикого секса со мной.

Ее платиновые волосы растрепались, а из-за дождя они превратились в свободные сексуальные волны.

Простыня сползла вниз по ее телу, обнажив ее массивные полушария с все еще напряженными сосками, все еще умоляющими меня пососать их.

Я хочу. Черт возьми, я никогда этого не захочу, но мне нужно обуздать свои страсти и вернуться на правильный путь.

Прошел чертов день, а ситуация просто висит в воздухе, ждет. Я забрал дочь дьявола и должен быть готов к тому, что будет дальше.

Я не разговаривал с Домиником как следует после инцидента с Сашей. Мы не обсуждали, что мы собираемся делать. Это сложный разговор, потому что речь идет о том, чтобы заманить дьявола в наши дома, чтобы подвергнуть всех людей, которых мы знаем, опасности.

Я смотрю на Изабеллу и думаю обо всем. Я думаю о том, что я сделал с ней, и я знаю, что мы не можем сделать это снова по многим причинам.

Эта мысль расширяет дыру в моем сердце. Находясь рядом с Изабеллой, я начал ее заполнять.

Но я не могу чувствовать себя так по отношению к ней. Она не может быть моим искуплением, из-за того, кто она есть.

Последний взгляд, и я ухожу от нее, надеясь, что никто больше не видел, как я сюда зашел, и не подозревает, что я провел здесь ночь. Нет причин для того, чтобы кто-то это проверял или подозревал. По крайней мере, я так не думаю.

Я тот, у кого камера подключена к ее комнате. Я единственный, кто может видеть все, что происходит в доме. Но если Доминик что-то заподозрит, он тоже может посмотреть, если захочет. В конце концов, это он все настроил.

Я выхожу и направляюсь в комнату Доминика. Дверь приоткрыта, и он не слышит, как я подхожу.

Я заглядываю как раз вовремя, чтобы увидеть, как он что-то нюхает с ладоней.

Мои легкие сжимаются, когда я смотрю на него, и я заставляю себя оставаться там достаточно долго, чтобы убедиться в том, что я вижу.

Только когда он поднимает голову и делает глубокий вдох, он видит мое отражение в зеркале, наблюдающее за ним. С этими словами он разворачивается и смотрит на меня.

Очень немногие вещи тянут мое сердце, но, черт возьми, взгляд моего младшего брата подтверждает то, о чем я беспокоился. Его зрачки расширены, настолько расширены, что я едва могу видеть яркую синеву, которая должна отражать мои собственные.

— Что ты делаешь, Дом? — спрашиваю я, обращаясь к нему по прозвищу, которым его называла Ма. Мы перестали называть его так после ее смерти.

Это было слишком. Это слишком сейчас, когда я смотрю на него, и он выпрямляется, но выглядит обеспокоенным.

— Ничего, — отвечает он, но недовольный тон в голосе из-за того, что его застали за чем-то, чего он не должен был делать, выдает его. — Я ничего не делаю.

— Нет, так ты просто естественным образом нюхаешь свои руки? — рычу я.

Я думаю обо всех наркотиках, которые можно принимать, которые выпускаются в виде порошка, и обнаруживаю, что на самом деле не могу думать. У меня было много друзей, которые их употребляли. Целая тонна. У некоторых случился передоз и они умерли. Я попробовал крэк один раз в колледже, и когда я проснулся на краю крыши Белладжио, даже не помня, как я попал в Вегас, я поклялся никогда больше не пробовать подобное дерьмо.

Я чуть не умер, и этот опыт меня остановил, а тут передо мной Доминик со всеми признаками того, что он принимает наркотики.

— Тристан, почему бы тебе не вернуться к своей новой игрушке. Или к чему-нибудь еще. Я уверен, что тебе есть чем себя занять.

С этими словами я теряю контроль. Я бросаюсь на него и бью кулаком прямо ему в лицо.

Он врезается в комод, но он готов ко мне, под кайфом он или нет. Он нападает на меня с кулаком, который попадает мне в челюсть, но, как и он, я грязный ублюдок, когда дело доходит до борьбы голыми руками.

Когда мы деремся, нам все равно, что мы братья. Мне все равно, потому что я чертовски напуган и паникую, что он получает дерьмо. Этот страх и паника дают мне силы, и вскоре мы оказываемся на земле, нанося удар за ударом, но мне удается забраться на него и прижать к земле.

— Какого хрена ты делаешь, Доминик? Ты принимаешь наркотики, — выпаливаю я.

— Чувак, иди на хуй. Отвали от