– Крымов, я нашла Лаврову, но она от меня сбежала. Подробности можешь узнать у Шубина или уже у Сазонова, а сейчас мне некогда, у меня дела… Ты поможешь мне с Рыжовой, Иволгиной и Еванжелистой?

И Крымов, словно с него моментально слетела шелуха пустых слов и придирок, как-то сразу посерьезнел и заверил, что перезвонит ей буквально через десять минут и сообщит все интересующее ее по поводу убитых женщин. И он выполнил свое обещание. Юля записала в свой блокнот все адреса.

– Спасибо, я твоя должница…

– А шляпа? Разве тебя уже не интересует рыжая соломенная шляпка с желтым прозрачным бантом?

И Юля, сделав вид, будто ничего не знает о находке, сказала, что найти шляпу уже не надеется. Ей хотелось доставить Крымову удовольствие, и она доставила его, выслушав захлебывающийся рассказ о том, что шляпа, слава богу, нашлась возле ипподрома…

– Спасибо, Женечка… Это действительно очень важно. – И она послала ему по телефону воздушный поцелуй.

– Ты поужинаешь сегодня со мной? – тут же спросил он.

– Поужинаю. Вот только точное время пока не могу назвать… Разыщешь меня – считай, что тебе повезло…

В трубке послышался шумный вздох…

* * *

Наташа Рыжова жила на самой окраине города, в поселке Жасминном, в рабочем общежитии, занимая там маленькую комнатку.

Полупустые, залитые солнцем улицы, беспорядочные застройки непонятного назначения, глухие заборы и сетчатые ограждения, чахлые мальвы и большие, бархатные от густой шелковистой пыли лопухи и полынь – все это напоминало какой-то фантастический пейзаж города из кошмарного сна. И среди этого безобразия – четырехэтажное кирпичное строение в темных жирных пятнах и влажных, с белесыми разводами потеках. Обычно в общежитиях постоянно забиваются канализационные трубы и зловонная вода просачивается сквозь стены, делая их снаружи похожими на стены хронически потеющих бань.

Комендант общежития, молодая разбитная женщина в джинсах и желтой майке, обтягивающей ее большую, ничем не стесненную грудь, пила пиво из запотевшей бутылки и с кем-то болтала по телефону. Увидев строгую и подтянутую Земцову, она тотчас поставила бутылку на пол, как-то выпрямилась, отчего одна из ее пышных грудей едва не вывалилась из растянутой майки, и осторожно, не попрощавшись с собеседником, положила трубку на рычаг.

– Я вас слушаю… Вы, наверно, из отдела социальных гарантий?

– А что, такие еще имеются? – улыбнулась Юля, чем сразу же расположила к себе комендантшу.

– Понятно… Вы, значит, не оттуда. Тогда я слушаю вас…

Юля представилась.

– Ой! – Женщина закрыла рот рукой и закачала головой. – Вы по Наташиному делу… Вот несчастье-то! До сих пор в себя прийти не могу… Представляете, утром видела, а вечером ее уже не стало…

– Вас как зовут? Вы ведь комендант этого общежития, как написано на вашей двери?

– Совершенно верно, а зовут меня просто Люба. Вы хотите у меня спросить про Наташу? Пожалуйста. Самая обыкновенная девушка. Ей было всего-то ничего – двадцать лет. Здоровая как лошадь, – прости меня, господи, – веселая, немного нагловатая. Умела делать любую мужскую работу. Скажешь ей, что комнату надо отремонтировать, подкалымить то есть, она – всегда пожалуйста. Работала в теплице, частенько приносила мне цветы…

– А вы не могли бы показать ее комнату?

– Могу, конечно. Здесь, правда, уже были из милиции, что-то искали, не знаю, нашли ли, нет, но уехали, так ничего и не сказали…

Люба провела Юлю на второй этаж, в комнату, окна которой выходили на мусорную кучу.

– Неважный пейзаж-то, – заметила Юля, отходя от окна и осматривая нехитрую и, можно даже сказать, убогую обстановку комнаты, которую составляла узкая деревянная кровать, небольшой платяной шкаф, тумбочка, заваленная дешевыми популярными журналами о кино, умывальник, стол с единственным стулом и небольшой кухонный столик с проржавевшей электроплиткой.

– Как ни запрещала я ей готовить в комнате, у нас же бытовка есть, все одно готовила… Я ей, конечно, была не указ…

– Скажите, Люба, у Наташи были друзья, подружки?

– Почти нет. У нее даже парня толком-то не было. Понимаете, может, это плохо так о покойниках говорить, но она какая-то глуповатая была, ограниченная, что ли… Может сказать что-то не подумав, такое нелепое вдруг завернет, что ни один приличный парень возле нее не удержится… А так, чтобы провести ночь, таких у нее было полно… Правда, был один, вроде бы постоянный. Он живет на третьем этаже, там у нас мужская половина… Его зовут Андрей, фамилия Наполов. Между прочим, он сейчас дома, совсем недавно прошел…

– А как вы думаете, у Наташи могли быть враги?

– Враги… Какое странное слово. Враги на войне, а сейчас, в мирное время, – что за враги могут быть у девушки? Спала она в основном с холостыми парнями, так что у женщины убивать ее резона не было… Бизнесом никаким не занималась, говорила, что не приучена, что не умеет, что лучше будет в теплице самую грязную работу делать, только не за прилавком стоять… Вот, смотрите, какая она была… – и Люба указала на книжную полку, где вместо книг стояли в рамках фотопортреты известных мировых атлетов и американских кинозвезд, а рядом примостилась фотография молодой, коротко стриженной женщины с мужеподобным широкоскулым лицом, курносым носом и маленькими смеющимися глазками. – Вот это и есть наша Наташа Рыжова… Знаете, как подумаю, что ее больше нет, прямо мороз по коже…

– Я с вашего разрешения осмотрю ее шкаф?

– Да, пожалуйста!

Люба говорила еще что-то про Рыжову, но это были обычные женские то ли упреки, то ли намеки на Наташину неразборчивость в интимных делах, осуждение ее глупости.

Юля, заглянув в шкаф, увидела небрежно разбросанные на полках какие-то несвежие футболки, застиранные бюстгальтеры, линялые свитера, куртки – и ни одного платья, ни одной вещицы, подтверждающей ее половую принадлежность. Даже духов на полке над умывальником не оказалось, а только какой-то одеколон с резким запахом.

Лишь одна деталь насторожила Юлю, когда она случайно открыла коробку из-под обуви (и подумала еще тогда, что все самое стоящее и интересное для следствия она стала почему-то находить именно в коробках из-под обуви). Это было огромное количество бинтов, упаковок ваты, йода и целый набор мазей типа ихтиоловой или Вишневского, которые применяют обычно при залечивании ран и нарывов.

– Она что, страдала фурункулами или чем-нибудь в этом роде? – спросила Юля, обращая внимание Любы на содержимое коробки. – У нее здесь, смотрите, целая аптека!

– Да нет, лицо у нее было вроде чистое, разве что кто-нибудь из ее парней подпортит малость синяком… Но она им все прощала…

– Послушайте, – догадалась наконец Юля, – она, наверное, выпивала?

Почему-то, когда речь шла о женщине, она всегда в последнюю очередь задавалась вопросом: пьет она или нет. А ведь поступки пьющей женщины бывают куда страшнее и непредсказуемее, чем алкоголика-мужчины.