Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожа на маленьких ручках Ло Сяньсянь полопалась от ударов, и из порезов сочилась кровь.
Члены семейства Чэнь невозмутимо наблюдали за наказанием. Лишь старший из сыновей дергал мать за подол, желая что-то сказать, но та не обращала на него никакого внимания. Поняв, что его не желают слушать, мальчик нахмурил серьезное личико и тихо стоял рядом. Он проникся состраданием к Ло Сяньсянь, и ему больше не хотелось смотреть, как ее бьют.
Вечером Ло Сяньсянь не осмелилась войти в дом и осталась с жалким видом стоять у стены под стрехой, отбывая наказание.
Ее отец принадлежал к ученому сословию и из всех пороков больше всего ненавидел воровство. Кроме того, если этот закоснелый консерватор на чем-нибудь зацикливался, разговаривать с ним было бесполезно: он оставался глух к чужим доводам.
У Ло Сяньсянь с утра и крошки во рту не было, поэтому голова девочки уже кружилась от голода.
Вдруг она услышала, как кто-то шепотом зовет ее:
– Сестричка Ло!
Девочка обернулась и увидела высунувшееся из-за края стены личико. Это был тот самый старший сын семейства Чэнь, Чэнь Бохуань, который днем пытался попросить у матери снисхождения к Ло Сяньсянь.
Чэнь Бохуань оглянулся по сторонам и, видя, что рядом никого нет, быстро перебрался через глинобитную стену. За пазухой у него был сверток с горячей паровой булочкой маньтоу, которую он без лишних слов сунул в руку девочке.
– Я знаю, что ты простояла у этой стены весь день и ничего не ела. Возьми эту маньтоу и ешь быстрее.
– Я…
По натуре стеснительная, Ло Сяньсянь, прожив в этом доме уже много месяцев, за все время едва ли перекинулась с соседским мальчиком и парой фраз. Теперь же, когда он внезапно оказался совсем рядом, девочка невольно попятилась и стукнулась головой о стену.
– Я не могу ее взять… – запинаясь, пробормотала она. – Отец запретил… Он сказал…
Ло Сяньсянь еще долго что-то лепетала, но так и не смогла выговорить ни одного связного предложения.
– Ой, да твой отец только и делает, что днями напролет сыплет умными словами, – отмахнулся Чэнь Бохуань. – И чего ты его слушаешь? Если не будешь ничего есть, заболеешь. Ешь, а то остынет.
От белого, теплого маньтоу поднимался легкий пар. Наклонив голову, девочка смотрела на булочку, шумно сглатывая слюну. Она настолько обессилела от голода, что ей уже было все равно, похожа она на благородного мужа или нет; девочка схватила маньтоу и, сопя, умяла ее за несколько укусов.
Закончив есть, Ло Сяньсянь подняла на мальчика свои большие круглые глаза и произнесла первую цельную фразу:
– Мандариновое дерево срубила не я, и воровать я не собиралась.
Чэнь Бохуань опешил было, но потом с улыбкой ответил:
– Ага.
– Но мне никто не верит…
Под его взглядом, в котором не было и тени презрения, сердце Ло Сяньсянь потихоньку таяло, как и ее заледеневшая в душе обида. Девочка всхлипнула, открыла рот и, утирая слезы, прорыдала:
– Они мне не верят… Я не крала… не крала…
– Я знаю, что ты не крала. – Чэнь Бохуань робко похлопал ее по спине, не зная, как еще ее утешить. – Ты каждый день подходила и глядела на ветку, но ни разу не сорвала ни одного мандарина. Если бы хотела, давно бы стащила один…
– Это не я! Не я!
Ло Сяньсянь заревела еще пуще, размазывая по лицу слезы и сопли. Чэнь Бохуань вновь похлопал ее по спине.
– Не ты это, не ты.
Так они стали друзьями.
Чуть позже в Цайде узнали о том, что в соседнем поселке произошло убийство. Рассказывали, что однажды ночью, за несколько дней до происшествия, выпачканный в крови с ног до головы разбойник вломился в чей-то дом и потребовал предоставить ему ночлег. Хозяин отказал, и разбойник зарезал всю семью, после чего безмятежно проспал всю ночь прямо в полной трупов комнате, а на следующий день, довольный собой, ушел восвояси. Ладно бы просто ушел – он обмакнул палец в кровь и прямо на стене написал длиннющее сочинение, в котором перечислил все свои «подвиги», будто боясь, что народ Поднебесной может не узнать о существовании такого урода.
Слухи об этом происшествии распространялись быстрее лесного пожара и в конце концов дошли до Цайде. Сопоставив время, люди поняли, что это произошло в тот самый вечер, когда Ло Сяньсянь, по ее словам, встретила «сумасшедшего дядю».
Господин Ло вместе со всем семейством Чэнь мигом прикусили языки.
Как только недоразумение было улажено, отношения между двумя семьями улучшились. Супруги Чэнь заметили, какой трудолюбивой и умной девочкой была Ло Сяньсянь, которая к тому же обещала вырасти настоящей красавицей. Они поняли, что с их материальным положением найти невестку лучше было бы трудно, поэтому взяли и устроили помолвку Ло Сяньсянь с Чэнь Бохуанем. По достижении их совершеннолетия брак должна была узаконить официальная церемония.
Господин Ло, видя, как дружна его дочь с Чэнь Бохуанем, с радостью дал на то свое согласие.
Летели дни. Если бы господин Ло, с его любовью ко всему изящному и возвышенному, не увлекался возней с ароматическими смесями, судьба обеих семей сложилась бы именно так, как они все поначалу и предполагали: их жизнь протекала бы в бедности, но в то же время в спокойствии, как у всех порядочных людей.
Однако господин Ло, к большому сожалению, случайно создал пудру «Байде».
В аромате этой пудры не было ничего особенного, и она почти ничем не отличалась от других косметических порошков, которыми пользовались в городе. У нее было лишь одно несравненное преимущество перед обычными пудрами: ее аромат держался на теле больше ста дней.
Аромат «Байде» сохранялся в течение долгого времени и не ослабевал, а именно этого и жаждал рядовой покупатель. Господин Ло, впрочем, придерживался мнения о том, что «всякое дело ничтожно, и только знание – путь к высокому», а потому даже не собирался продавать свою пудру, считая, что таким образом утратит свой ученый статус.
Кроме потенциальных покупателей, нашлись, конечно, и другие, у кого пудра вызвала жгучий интерес.
Госпожа Чэнь множество раз пыталась выведать у господина Ло рецепт или хотя бы подбить его открыть собственную лавку, но всякий раз получала отказ. Опасаясь выставить себя в невыгодном свете, госпожа Чэнь перестала