– Остановите машину! – вдруг, ни с того, ни с сего, заорала эта рыжая обезьяна слева от меня. – Я… я пешком!

Сергей немедленно притормозил.

– Мы тебя до города подбросим, – сказал он, наблюдая в зеркальце заднего вида, как, неизвестно чем взбешённая Лерка-Валерка яростно, но тщетно пытается открыть дверь. – Вниз потяни…

Дверка наконец-таки распахивается, взъерошенная Лерка чуть ли не кубарем вываливается наружу.

– Проваливайте! – зло крикнула она, с треском захлопывая дверку. Потом повернулась и быстро зашагала в обратном направлении.

Сергей озадачено почесал затылок.

– Чего это она?

Я повернулся к Жорке.

– Ты что ей сделал такого?

– Я?! Ей?! – Жорка, кажется, был удивлён ничуть не меньше меня. – Да я, вообще, задремал…

– Слушайте, неудобно как-то получается, – проговорил Сергей, задумчиво барабаня пальцами по рулевому колесу. – Бросаем вроде как человека…

– Понял, сэр!

Витька моментально выкарабкался из-под рюкзаков и резвой рысью помчался вслед за Леркой.

Сергей подумал немного и врубил задний ход.

Я лично не смотрел туда, куда мы ехали. Может быть потому, что Ленка смотрела во все глаза. То невидимое, что только что соединило нас, вновь лопнуло… и вновь, в который раз уже, единственной виновницей всему была эта самая Лерка чёрт Валерка.

«Господи, хоть бы он её не уговорил!» – мысленно молился я всем святым сразу. Я был уже по самое горло сыт взбалмошной этой малолеткой.

Но Витька не был бы Витькой, а по сему молитва моя пропала всуе. Распахивая широко дверку, этот сукин кот вновь сиял аки начищенный медный пятак.

– А ну! – командовал он, переправляя рюкзаки Жорику. – Вот, теперь порядок!

Покончив с рюкзаками, Витька быстренько вкарабкался внутрь. Лерка, злая и надутая, уселась ему на колени, и мы помчались дальше.

Но хорошее моё настроение было испорчено всерьёз и надолго. Ленка сидела молча, и неизвестно было о чём она думает. А справа уже журчал-разливался Витькин бархатный тенорок. Свет-Андреевич вовсю обхаживал новую свою пассию.

Тем временем мы уже выбрались на шоссе и теперь мчались по нём.

– Слушай, – спросила вдруг Ленка, – а ты что, и правда купался ночью?

– Нет, – сказал я, и отчётливо услышал, как насмешливо хмыкнула рядом сидящая Лерка.

Мне вновь вспомнилась прошлая ночь, вспомнилось, как целовал я Ленку в душной и сплошной темноте палатки. Вспомнилось также, чем закончилось для меня всё это…

И дура эта рыжая вспомнилась, там, на берегу, без ничего, вся облитая обманчивым лунным светом…

И в мыслях от неё покоя нет!

– А почему ты ушёл?

Будто не знает!

– Ну, ладно! – Ленка вздохнула. – Не хочешь, не отвечай! Тогда, может, стихи почитаешь? Свои, конечно.

– А я не умею читать стихи! – может быть, излишне резко сказал я. – Ни чужие, ни, тем более, свои! А кто из…

– Кто из современных поэтов мне нравится больше всего? – перебила меня Ленка. – Ты ведь это хотел спросить, так?

– Ну, приблизительно… – почему-то смутился я. – Так кто?

– А никто! – Ленка безразлично пожала плечами. – Ты знаешь, я, вообще, к поэзии… Ну, равнодушна, что ли…

– Я это заметил.

– Правда?

Некоторое время мы молчали.

– Может, я их просто не понимаю, – задумчиво проговорила Ленка. – Я ведь не сказала, что стихи – это плохо…

Я криво улыбнулся.

– И на том спасибо!

Пронзительно завизжали тормоза, и тотчас же, словно аккомпанируя им, испуганно взвизгнула Наташа. Нашу машину занесло влево, потом резко вправо… Стараясь сохранить равновесие, я ухватился за Жорку, и мы здорово звезданулись лбами…

Сергей выругался, кажется, по-английски, и вновь прибавил газу.

– Что это было? – спросил я, осторожно массируя пальцами горящий лоб.

– Псих какой-то, – сказал Серёга, внимательно всматриваясь в зеркальце заднего вида. – Прямо под колёса прыгнул, идиот!

Я обернулся.

Маленькая удаляющаяся фигурка на обочине дороги отчаянно жестикулировала руками. Кого-то она мне напомнила, эта фигурка… что-то до боли знакомое было во всех её движениях. Я попытался более внимательно рассмотреть незнакомца, но расстояние между нами было слишком уж велико…

– Ишь ты, сердится! – буркнул Жорка.

– А чего он, собственно, возмущается? – сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, Витька. – Сам виноват! Или, может, надо было остановиться?

– Ещё чего! – тоже возмутилась Наташа. – Мы же ещё и виноватыми останемся!

Сергей лишь улыбнулся, и ещё прибавил газу. А когда я вторично обернулся назад, то ничего там уже не рассмотрел.

Так мы мчались и мчались, оставляя за собой километры. И вдруг…

– Смотри, смотри! – заорал Витька мне на ухо. – Батя твой!

– Где? – встрепенулся я. – Быть не может!

– Да вон, возле «уазика»! И не один! Видишь?

– Вижу, – произнёс я внезапно осевшим голосом.

Конечно же, это был батя. И, конечно же, он был не один. С этой он был… Ну, с той, которая…

Ошибиться я не мог. И хоть всего только один-единственный раз и видел её, тогда, три года назад… я даже не сомневался нисколько. Это была она…

Я судорожно вздохнул.

Господи, неужто снова?!

А я-то, грешным делом, считал, что в семье у нас всё наладилось. И радовался втихомолку каждому знаку внимания, проявленному отцом по отношении к маме, пусть даже самому незначительному. А чего стоили мне «воспитательные» беседы с самой мамашей, чтобы никогда, ни словом, ни полусловом, и не попрекнула даже…

И вот, кажется, снова начинается та же петрушка. Ещё, чего доброго, до развода докатятся.

Мне стало обидно до слёз, и вновь, как и тогда, три года назад, так жалко стало маму. И эта дрянь… Мало я ей тогда высказал! Нет, ну есть же такие стервы! Ведь ты же молодая, красивая, кругом столько холостых парней. Ну, чего ты прицепилась к женатому, тем более, такому, что в отцы тебе годится?! Неужто только из-за того, что профессор и академик, чужую семью разбивать?!

«А ты сам-то? – противно пискнул внутренний голос. – Вон у тебя на коленках тоже чья-то жёнушка восседает. Это как понимать?»

Но я на эти его подковырки даже и внимания не обратил. Ведь нельзя же сравнивать совершенно разные вещи. А ещё я решил серьёзно поговорить с отцом. Не сейчас, потом. Может, завтра…

– Вот сюда и свернём, – сказал Сергей, нарушая плавный ход моих мыслей. – Возражения будут?

– Я чего-то не поняла! – громко, с каким-то вызовом даже произнесла Лерка. – Вы что, не в город?!

Витька снова что-то такое зашептал-зажурчал ей на ухо, и Лерка вновь замолчала. Ленка тоже молчала и, кажется, глаз не спускала с Виктора свет Андреевича.

Из стихов Волкова Александра

Разобьётся зеркальце —

быть беде.

Обожгутся крылышки —

не летать.

Мы писали вилами

по воде,

а теперь пытаемся

прочитать.