В прошлом году я купила первую свою квартиру в Нью-Йорке — сбывшаяся мечта в чистом виде. Я прожила здесь почти всю взрослую жизнь, но всегда снимала. И желела, чтобы у меня был свой собственный дом. Родилась я на Манхэттене, но, проведя здесь первые несколько лет жизни, вынуждена была остаток детства — и все отрочество — восхищаться им из дальнего пригорода на Лонг-Айленде. Но сразу после колледжа я вернулась и с тех пор живу здесь. Даже после того, как моя карьера пошла в гору, я осталась в Нью-Йорке, а не переехала в Лос-Анджелес — как, в конце концов, делает большинство в нашем деле. Я никогда не уеду. Здесь мой дом. Место, где я могу полностью быть собой. Даже если «быть собой» означает, что жить придется с трупиками тараканов, крысиным пометом и — что еще хуже — с парнями.

Я, мать его, люблю Нью-Йорк. И понимаю его лучше, чем любое другое место. Расти в пригороде — это было не мое: большие дома на широких улицах, разделенные огромными дворами и заборами. Большие парковки возле гигантских магазинов. Когда ты в городе, все без вопросов так близки друг к другу — буквально, физически, — что и выбора у тебя нет, как только постоянно натыкаться на других людей. Мне это всегда казалось таким уютным по сравнению с Лонг-Айлендом. Как в фильме «Побережья», где они живут вместе в поганой квартирке в Нью-Йорке и поют рождественские песни. Вот о чем я мечтала, когда была маленькой и представляла, что я — взрослая и у меня есть своя квартира.

В том, чтобы все время сидеть друг у дружки на башке, масса плюсов. Всем приходится ходить по одним улицам, дышать той же адской вонью от горячего мусора, и никому не лучше, чем остальным. Здесь все человеческое, до боли. Сама, нах, королева Англии может налететь на вас в метро, а вы ей так: «Смотри, куда прешь, сука». Хахахахаха. Я никого никогда не обзывала сукой в метро. Но сценка смешная. Кто-нибудь, нарисуйте такую карикатуру, а?

Я жила почти во всех районах всех округов Нью-Йорка, кроме Бронкса и — разумеется — Статен-Айленда. Не в обиду будет сказано клану Ву-Чанг, я придерживаюсь позиции «никакого Шаолиня (Статен-Айленда)». Так что многие важные жизненные уроки, которые я выучила, просто написаны в этом городе повсюду: на улицах, в метро, барах, ресторанах, театрах, парках и в клубах комедии. К счастью, все эти уроки полностью потерялись в тумане из мочи и баллончиковой краски, среди конфетти клопов и легкого налета борьбы за существование. Это волшебство Нью-Йорка — всегда начинаешь с нуля и двигаешься очень быстро. Так можно, на самом деле, описать очень многое в жизни: мои отношения с мамой, мою карьеру, мой пищеварительный тракт. По сути, я ничего и не выучила, кроме одного — продолжай движение.

Я привыкла к движению. Больше десяти лет проездила по гастролям как комик. А до того, как я уехала в колледж, наша семья раз десять меняла место жительства. Но теперь — ох, как же хорошо притормозить! Обожаю свою квартиру. Там полно всякого, что делает дом домом. В спальне — большая кровать с мягкими, как футболка, простынями и, разумеется, мои отвратительные игрушечные звери. В кухне хорошая сковородка, чтобы по утрам жарить яичницу, и куча хитрых чаев, которые я никогда не пью. А еще вино, которое я пью (его у меня достаточно, чтобы пережить апокалипсис). В гостиной должен быть хорошего размера телевизор. Нельзя, чтобы он был унизительно маленьким, но слишком большой тоже не нужен — зачем мне «Холостяк» в IMAX? Мне просто надо каждую неделю записывать «В субботу вечером» и видеть белки глаз Холостяка. Квартира у меня с одной спальней — на последнем, четвертом этаже без лифта; холл и коридоры там жутковатые, и никто не хочет ходить ко мне в гости, потому что высоко лезть по лестнице, но мне все равно. Она моя, и у меня ушло тридцать четыре года на то, чтобы ее завести! Последние десять я все время что-то снимала с соседом, постоянно переезжала и хранила вещи у мамы. Сколько раз я переехала и скольким хозяевам платила больше половины своего ежемесячного дохода — вспоминать замучаешься.

Я никогда не хотела идти на компромисс и снижать ставки в другом городе. Мне всегда был нужен Нью-Йорк. Знаю, я — то еще трепло, но от этой цели я никогда в жизни не отклонялась. Даже если бы мне пришлось жить в обувной коробке — мне было бы все равно, если бы коробка стояла в НЙ. Первая моя квартира в Нью-Йорке была на углу Орчад и Хестер, в Нижнем Ист-Сайде. Студия за восемьсот долларов в месяц — крошечная. Крошечная квартира в Нью-Йорке не похожа ни на одну в стране. Я жила у друзей, работавших ассистентами на съемках в Портленде, Орегон; они говорили, что у них квартиры маленькие. А потом я заходила в большую квартиру со спальней и балконом и думала: Да идите вы. Вы понятия не имеете, о чем говорите. Маленькая в Нью-Йорке — это прям маленькая, без дураков. То есть воду в туалете можно спустить, дотянувшись от входной двери, на которой, к счастью, девять замков. И у вас даже нет свободной площади в том углу, где у вас кухня, чтобы запасти вина в коробках — потому что коробка в холодильник не влезает, буквально. Мне в то время было двадцать два, я не могла позволить себе снимать квартиру одна, так что я повесила объявление на крейглисте, что ищу соседа. Да, соседа — в квартиру-студию. Эй, я же говорила, что хочу уюта, правда? Ну вот это он и был. Это жизнь как таковая, многие ньюйоркцы так жили. Квартира была, может, шесть на девять, и когда я въехала, там была жуткая грязь. Мы с мамой отдраили ее и миленько обставили. Я положила на кровать свои любимые простыни, и мне казалось, что я в раю, потому что квартира — моя.

На объявление отозвалась девушка по имени Бритни, она была с юга и приехала учиться в школу искусств. Мы поговорили разок по телефону, потом она въехала. Знаю, что это звучит как начало дешевого ужастика, но она была милая, чистоплотная, и мы отлично ладили. Никогда не ругались. Кабельное мы себе позволить не могли, но у нас был маленький телевизор, и мы смотрели с дисков «Секс в большом городе» и «Уилла и Грейс». Сейчас вспоминаю это как, наверное, лучшее время в моей жизни.

После уплаты за квартиру на еду почти не оставалось. К счастью, жили мы в Чайнатауне, а там еда бывает очень дешевой. Прямо за углом был цех, где лепили пельмени; за пять долларов можно было купить огромный пакет — хватало на неделю. Я в тот год съела рекордное количество пельменей. Не питательно, но вкусно. Лицо у меня опухало, а губы шелушились от соли. Потому что единственное, как их можно и нужно есть — это утопив в соевом соусе с высоким содержанием натрия.

Цены на недвижимость — и даже просто цены на аренду — в этом городе такие, что восприятие мира искажается. Аренда так высока, а хорошего жилья так мало, что иногда уговариваешь себя на очень скверные решения. Разберем пример. Вновь съехавшись с Дэном после отключения электричества в 2003 году, я убеждала себя, что мое стремление наладить отношения с бывшим парнем, который меня обижал, никак не связано с его славной квартиркой, где две спальни. Связь была, конечно. Не то чтобы мне не нравилось каждый вечер поднимать откидную кровать к стене. Отличный способ передавить всех клопов и освободить место, чтобы лечь на пол и поплакать.

Дэн в то время жил со своим приятелем Робом на Манхэттене в Марри-Хилл. Они с соседом оба были мальчиками из хороших семей, которые всегда могли положиться на то, что какой-нибудь богатый родственник выпишет им содержание, если дела пойдут не очень; но ни работы, ни собственных денег у них не было. Сосед был мерзкий, типичный молодой американец, завсегдатай паршивых баров, где играют паршивый классический рок и паршивые белые детки пропивают деньги своих родителей. Я ехала на работу на метро и целый день таскала клиентам рибаи в стейк-хаусе на станции Гранд Сентрал, а Дэн занимался бог знает чем. Он изо всех сил старался какое-то время держаться в рамках, но в итоге все равно у него опять поехала крыша, и он начал меня пугать. Не забываем: это был тот самый парень, который кидался на меня с ножом. Я знала, что продолжать с ним жить — опасно и глупо, но вместо того чтобы съехать самой, уговорила его перебраться к маме. Не сказать, чтобы это было сложно: мама у него была добрая, а квартира у нее офигенная. Как раз в то же время Роба пригласили путешествовать по Европе с кузеном, а он не хотел уезжать и оставлять свою девушку Мэри. Но Мэри он надоел, и она с жадностью поглядывала на квартиру; так что Мэри убедила его все же поехать. Когда мальчики отбыли, мы с Мэри остались там вдвоем. Помню тот день, когда Дэн и Роб оба официально покинули дом. Мы с Мэри прыгали на кроватях, как девчонки, празднуя здоровый выбор в отношениях и избавление от этих мужиков. Но в основном, думаю, мы радовались тому, как смешно получилось — мы выжили наших парней из их собственной квартиры. Смысл этого печального рассказа в том, что я на все была согласна, чтобы жить в любимом городе. И даже несмотря на то, что «все» включало в себя неудачный выбор парня, я все равно считаю добрым знаком то, что была достаточно настойчива, чтобы прорваться из одного отвратительного жилья по завышенной цене в другое.