– Иосиф, кто же ты теперь будешь?

– Секретарь Центрального Комитета ВКП(б).

Однако это было ей совершенно непонятно. Тогда Сталин объяснил по-другому – словами, которые она могла понять.

– Мама, царя помнишь?

– Как же, помню.

– Ну, я вроде царь[284].

Когда она наконец-то поняла, что означают слова ее сына, она с сожалением сказала:

– Лучше бы ты стал священником.

Сталин с усмешкой рассказывал об этом эпизоде всю свою оставшуюся жизнь.

В начале 1930-х годов Сталину еще приходило в голову прогуляться в одиночку или в компании с кем-нибудь из близких по улицам Москвы. Позади него, конечно же, шли охраники, но обычные граждане, по крайней мере, могли увидеть Сталина вблизи. Неожиданное посещение Сталиным недавно открытого метрополитена является показательным относительно противоречивой психологической обстановки, царившей в этот период. Вечером 22 апреля 1935 года семья Сталина и его ближайшие соратники собрались – как уже не раз бывало – в его квартире в Кремле. Отмечался день рождения няни его дочери Светланы. Сталин, пребывая в приподнятом настроении, возился со своей дочерью, когда та вдруг изъявила желание посмотреть на метро. Эту ее идею тут же поддержали Мария Сванидзе и Евгения Аллилуева: они вызвались проводить в метро Светлану и ее няню. Каганович, руководивший строительством метрополитена, послал за билетами и поручил одному из охранников присмотреть за Светланой и сопровождающими ее женщинами. Когда они уже выходили из квартиры, Сталин решил к ним присоединиться. Каганович перепугался: у него в данной ситуации не было времени на то, чтобы принять все надлежащие меры безопасности. Если бы со Сталиным в метро что-нибудь случилось, вина могла лечь на него, Кагановича. Он попытался отговорить Сталина, предлагая ему дождаться полночи, когда метрополитен будет для обычных граждан уже закрыт. Однако Сталин хотел отправиться в метрополитен немедленно. Все расселись по трем автомобилям и, доехав на них до Крымской площади, вышли из машин и сразу же спустились в метро. Некоторые из тех людей, которые находились на перроне, узнали, не веря своим глазам, Сталина, который стоял неподалеку от них, словно обычный пассажир.

Подошел поезд. Когда один из вагонов поспешно освободили для Сталина и его спутников и они в него зашли, пассажиры стали громко приветствовать руководителя страны. Поезд, прежде чем тронуться с места, простоял десять минут. Сталин и его спутники вышли из поезда на станции «Охотный ряд», чтобы осмотреть эту станцию и ее эскалаторы. Тут Сталин оказался в центре внимания целой толпы. Его присутствие вызвало неописуемое оживление. Люди бросались к нему, всем хотелось к нему прикоснуться, поздороваться и поговорить с ним. Толпа стала давить на спутников и спутниц Сталина с разных сторон так сильно, что те начали паниковать. Охранники окружили их кольцом, однако возбужденная толпа сбивалась в кучу все плотнее и плотнее. Сталин был радостным и веселым. Он что-то обсуждал с руководителями строительства метро и охотно вступал в разговоры с теми пассажирами, которым удавалось пробиться поближе к нему. Он и его спутники снова сели в поезд и, выйдя на следующей станции, поехали вверх на эскалаторе. Толчея вокруг него была такой, что толпа опрокинула огромный стеклянный светильник.

Они проехали так до Сокольников, а оттуда – до станции «Смоленская». Автомобили их там не ждали: машины отправили в Сокольники. Сталин, почувствовав во время пребывания среди обычных людей в метро, какой популярностью он пользуется, уверовал в то, что народу нужен царь (с которым он окончательно решил себя ассоциировать), и захотел продлить удовольствие от упоения народной любовью. Несмотря на моросивший дождь и лужи, Сталин и его спутники прошлись по Арбату пешком. Непогода как бы подчеркивала спонтанный характер прогулки. Затем – минут через десять-двенадцать – прибыли их автомобили. Но Сталину пока еще не хотелось возвращаться. Он отправил женщин и детей домой и продолжил свою прогулку без них. Затем он наконец-таки сел в служебный автомобиль и поехал прямиком на дачу. Женщины и дети, вернувшись в квартиру в Кремле, все никак не могли прийти в себя после пережитого волнения. Светлана и Василий плакали, а женщинам пришлось выпить валерьянки[285].

Когда Сталин находился в кругу своей семьи, он часто вспоминал о Наде и о совершенном ею самоубийстве, доставившем ему столько душевных страданий. «Она меня искалечила», – говорил он своим домочадцам, в который раз задаваясь вопросом, почему же она так поступила. «Как же это Надя, так осуждавшая Яшу за этот его поступок, могла сама застрелиться?» Этот вопрос терзал и ближайшее окружение Сталина. «Как она могла оставить детей?» – спрашивали себя взрослые. «Что дети? Они ее забыли через несколько дней. А меня она искалечила на всю жизнь. Выпьем за Надю!»[286] – говорил им Сталин. Евгения пыталась утешить его и заставить его понять, что Надя была больна: она страдала от приступов тоски и головных болей. «Я не знал […], что она постоянно принимала кофеин, чтоб подбадривать себя», – сетовал Сталин, снова и снова возвращаясь к этой трагедии. Все понимали, в какой нелегкой ситуации он оказался. Эта ситуация усугублялась еще и проблемами, связанными с его детьми, которые – каждый по-своему – выводили его из себя. Он упрекал их за их равнодушное отношение к кончине матери и за черствость (а Васю – еще и за бесконечные неурядицы в школе).

В ноябре 1935 года Яша женился на девушке-еврейке из Одессы – Юлии Исааковне Мельцер. Когда они встретились в первый раз (их свела Анна Аллилуева), она еще была замужем за одним из руководителей ЧК и коллегой Реденса – Николаем Бессарабом. Юлия какое-то время тайно встречалась с Яковом, а затем ушла от Бессараба к нему. Сталин на этот раз вмешиваться не стал[287], а предпочел занять нейтральную позицию. Он очень вежливо принял свою новую невестку в Зубалово, шутил там с ней и даже провозгласил за столом тост в ее честь. А еще он выделил им квартиру за пределами кремлевских стен, недалеко от Садового кольца. В 1938 году, когда Юлия уже была беременна Галиной, она переехала вместе с мужем в четырехкомнатную квартиру, находившуюся на улице Грановского[288].