– Ты права, стоило. Не нужно было доверять твоему предвзятому мнению.

Натали неверяще уставилась на него.

– Это безумие. – Она вылетела из комнаты, и Джулиан последовал за ней.

– Да, безумие оставаться преданным другу…

– Преданным? – Она схватила сумку и свитер. – Скорее слепым и легковерным.

На долю секунды ей показалось, что парень потеряет контроль и нрав, о котором упоминал Дэвид, прорвется наружу. Глаза Джулиана широко распахнулись, а на шее запульсировала вена. Но, вместо того чтобы взорваться, он заговорил напряженным презрительным тоном, от которого стыла кровь.

– Кажется, тебе пора.

На глаза наворачивались слезы, но Натали сдержала их.

– Я и так уже уходила, – произнесла она, захлопывая за собой дверь.

* * *

Джулиан смотрел, как девушка уходит, и уже через секунду после того, как она закрыла дверь, ему захотелось окликнуть ее, взмолить о прощении. Раскаленное пламя гнева пронеслось сквозь него и погасло, как только Натали ушла, оставив его в холодных объятиях стыда. Мужчина тяжело опустился на диван, спрятав лицо в руках.

– Cogerme.

Джулиан покосился на телефон, но дрогнул при мысли о том, что услышит ее голос, полный боли и ненависти, понимая, что сам является причиной их появления. А ведь Натали может и вообще не ответить. Парня охватил страх, что он уничтожил все между ними, поговорив с ней таким тоном.

Потому что она была права. Джулиан даже себе не мог объяснить, почему сначала не спросил самого Дэвида. Причина в смутном беспокойстве, которое он испытывал, когда дело касалось друга. Молодой человек пытался вспомнить, как давно догадался, что их отношения с Дэвидом изменились. Уже год? Его внимание так поглотила Натали, что сложно точно сказать. Однако и девушке он не врал. Дэвид в течение шести лет оставался его настоящим другом. Сама мысль о том, что он способен предать, казалась невозможной. Преданность Дэвида всегда представлялась ему… непоколебимой.

Джулиан вздохнул. Не важно. Он едва не испортил отношения с обоими. Дэвид простит его, а вот Натали? Боль на ее лице, когда он сказал ей уйти, была подобна удару в живот.

Как у него язык повернулся сказать девушке такое?

Молодой человек направился к столу в библиотеке, достал ручку и бумагу и начал писать, надеясь, что необъяснимая тайна откроется ему, пока он пытается объяснить все Натали. Однако вскоре Джулиан обнаружил, что слова убегают от неприятных вещей и текут к его преданности этой девушке, в которой не было тайны, только любовь.

Едва дописав письмо, Джулиан тут же отправил его и начал ждать, ощущая, что жизнь встала на паузу в ожидании ответа.

«Да будет так, – решил он. – Ничего другого я и не заслужил».

Поссорившись с Джулианом, Натали остро ощутила отсутствие подруги. Маршалл погряз в хаосе налогового сезона и не появится, скорее всего, еще пару недель. Ей хотелось позвонить Либерти и поделиться с ней случившимся. Девушка подозревала, что совместное обсуждение мужского упрямства смягчит боль от их ссоры. Более того, она скучала по подруге, хотела услышать ее голос, свернуться калачиком на диване, выпить дешевого вина и посмотреть один из фильмов о кунг-фу, которые так любила Либерти.

Впрочем, нечестно звонить подруге по личным эгоистичным причинам. Поэтому Натали ничего не рассказала, никому не позвонила и отправилась на учебу и на работу, чувствуя себя так, будто у нее на шее висит камень.

А потом она получила письмо от Джулиана.

Его принесли в кафе, и Натали показалось, что это вполне уместный жест. Две страницы хорошей бумаги были исписаны ручкой, которую она ему подарила. В этом она не сомневалась. Девушка тут же узнала искреннюю, элегантную прозу Рафаэля Мелендеса Мендона и поразилась, что стала объектом подобного творчества. Признание в любви он растянул на две страницы. Слова несли в себе больший смысл, нежели обыкновенное сочетание букв: они оставляли отпечатки и образы в ее голове и вкладывали эмоции в сердце. Те самые, которые Джулиан хотел, чтобы она ощутила и поняла. Она чувствовала, как они наполняют ее. Натали поглощала слова сердцем, и они разжигали в нем огонь.

В конце значилось:

«Прости меня, любовь моя, чтобы я снова мог дышать.

Твой Джулиан»

Смена тянулась невыносимо медленно. Как правило, она отдыхала в воскресенье вечером, но сегодня попросилась на работу, чтобы не сидеть дома, потерявшись в мрачных размышлениях. Хотя кофейня пустовала, и она все равно только этим и занималась. Натали вытерла слезу и взяла телефон.

– Прости меня, – первое, что сорвалось с его губ.

– Так нечестно, ты ведь понимаешь.

– Что?

– Письмо мне.

– Знаю. Но я облажался, и других вариантов нет. Можно я отправлю за тобой машину? Хочу увидеться. Хочу забрать обратно свои слова про то, что «тебе пора». Я… поверить не могу, что вообще произнес такое.

– Все нормально, – отмахнулась Натали. – Я вроде как назвала тебя безумцем.

– Так и было. Чтобы ранить тебя…

– Джулиан?

– Да?

– Я приеду.

На том конце послышался глубокий вздох.

– Спасибо.

* * *

Натали поздно приехала со смены. Джулиан с виноватым видом поцеловал ее в щеку и провел в квартиру. Она остановилась и взяла его за руки.

– Эй, все нормально.

Он кисло улыбнулся.

– Заходи, давай присядем. Ты что-нибудь хочешь? Выпить, например?

– Нет, спасибо.

Он устало кивнул и сел рядом с ней на диван. Огни города мерцали прямо перед ними.

– Хочу признаться: мне очень жаль, что я так с тобой тогда разговаривал, – начал молодой человек. – Лично, лицом к лицу, и не прячась за письмами. Это трусость, и я прошу прощения.

– Джулиан, мы поссорились. Это не так уж страшно.

– Нет, страшно. Дело не только в словах, но и в тоне. Презрение и высокомерие. Это ужасно, и я понятия не имею, откуда они взялись. Остаточная злость, наверное, из-за отсутствия отца. Это самый очевидный диагноз, не так ли? – Он вздохнул и посмотрел на город. – Источник не важен, у меня ужасный характер, и ты не должна была стать свидетельницей его проявления, а тем более целью.

В голове Натали словно раздались отвратительные слова Дэвида: «Он швырнул вазу…» Натали не хотела спрашивать, но нужно было, хотя где-то в глубине души она не сомневалась, что Дэвид врет.

– Бывало по-настоящему плохо?

– Это всегда плохо.

– Нет, то есть бывало… что-то больше слов?