…Лежа получасом позже в своей кровати, Айрин, вместо того, чтобы спать, думала — странно, но как только она добралась до кровати, сон почему-то отступил. Кувшин. Вода и кувшин. А если продолжить как-то аналогию Феликса? У кувшина, наверное, есть носик и ручка, правда? Я беру кувшин за ручку, и наливаю воду в стакан. Может быть, мне надо искать не сам кувшин? Мне нужно что-то, за что я могла бы взяться. Что-то материальное. Осязаемое. Понятное. Та самая гипотетическая ручка.

А что если ручку я… уже нашла?

Айрин села, придерживая руками покрывало.

Камни! Камни, и остов дома на берегу!

Значит, если что-то начинать, то начинать надо именно оттуда. Как сказал Таенн? Эти камни и это место появились тут едва ли не одновременно с ней самой. Ей там хорошо, она охотно проводит там время, да и Шилду там нравится. Наверное, не просто так.

— Допустим, ручку я нашла, — прошептала девушка. — Но что мне делать дальше?

Неосязаемый путь через воздух откроется, если сумеешь постичь откровенье написанных строк, что ты держишь в руках.

— Строки, которые я держу в руках — это книга, которую я взяла с собой, когда мы отправились в лабиринт. Моя любимая книга про мосты. Я держала сумку в руках, а потом отдала ее Таенну. Чертеж — это был мост. Мост… мост — это путь над водой… через воздух! Чтобы налить воду, не нужно прикасаться к воде… чтобы перейти через воду, тоже… — шептала Айрин. — Вот же оно… вот… как я не поняла этого раньше…

Картинка у нее в голове прояснялась, словно кто-то неведомый наводил резкость — четче, четче, еще четче.

— Чем дальше, тем на самом деле ближе, — произнесла Айрин. — Чтобы вернуться, нужно уйти. Ты еще не победил меня, Берег! Что бы там Таенн ни говорил про умершее тело, Черных, и безнадежность — ты еще не победил!

* * *

Когда поздним утром следующего дня веселая экспедиция во главе с довольным Таенном ввалилась полным составом в дом Айрин, первое, что они увидели, была сама хозяйка этого самого дома, сидящая на лавочке перед дверью, и что-то рисующая в большом альбоме. Рядом с Айрин на той же лавочке в живописном беспорядке валялись книги, числом не меньше десятка.

— Привет! Как у вас дела? — спросил Таенн, приближаясь.

— Отлично, — Айрин отложила альбом и улыбнулась. — С ними всё хорошо. Орес, ты был прав, им обоим уже лучше. Черноволосый даже исчезал на час с небольшим, видимо, просыпался. Так что зря я развела такую панику.

— А вот и не зря, — возразил Гар. — Ох мы там и повеселились! И лёд достали, и постреляли в своё удовольствие…

— А прыгнули как! — поддержал его еще один участник похода, имени которого Айрин не знала. — Раннее утро, воздух аж светится, скала эта высоченная… все руки ободрал, пока долезли. Но сам полет! Сказка!

— Айрин, лёд использовать будешь? — спросил Таенн, пытаясь напустить на себя серьезный вид. Получалось, впрочем, неважно — таким радостным и довольным Айрин своего друга еще ни разу не видела.

— Наверное, нет, — покачала она головой. — Не в этот раз. Таенн, может, стоит отдать лёд тому, кому он нужнее?

— Кому, например? — поинтересовался Орес.

— Давайте отдадим его Янине, — предложила Айрин. — Сейчас вместе сходим. Вдруг он поможет ей вернуться?

Орес с сомнением поглядел на Таенн. Тот пожал плечами.

— Лёд твой, делай с ним, что хочешь, — ответил он. — Можно посмотреть на них?

— Конечно, посмотрите, — Айрин встала. — А потом отнесём лёд, хорошо?

Гар и Таенн пошли наверх, Орес и остальная компания остались внизу.

— А что ты рисуешь такое? — с интересом спросил Орес, заглядывая в альбом. — Пейзаж?..

— Да так, ерунду всякую, — пожала плечами Айрин. — У меня плохо получается. Вообще не помню, чтобы я когда-то рисовала, а тут вдруг захотелось. Ну и…

— Неплохой набросок, кстати, — заметил Орес. — Только рука не очень твердая, линия гуляет. И где находится это место?

— Нигде. Просто так, придумалось, — отмахнулась Айрин. — О, вот и они. Ну что, Таенн? Убедился?

— Убедился. Лёд им впрямь совершенно не за чем. Ладно, уговорила, пошли к Янине.

…Когда компания ушла, из дома темной тенью выскользнул Шилд. Его присутствие на втором этаже сейчас не требовалось, и кот, видимо, решил подышать свежим воздухом на улице. Он неспешно обошел площадку, понюхал землю под одним из цветочных горшков, поскреб лапой землю, фыркнул. Насторожился, внимательно огляделся. Если бы кто-то мог видеть его в тот момент, он бы удивился тому, насколько целенаправленно и разумно действует сейчас этот странный кот. Шилд встал на задние лапы, вытащил что-то из цветочного горшка, и бегом убежал к калитке. Вернулся он через пару минут, уже успокоившись, и без своей ноши. Поведение его разительно изменилось. Теперь это был ленивый крупный котище, которому глубоко наплевать на всё окружающее пространство, и который собирается со вкусом обстоятельно вздремнуть.

Кот вспрыгнул на лавку, столкнув при этом на пол пару книг, и вальяжно улегся — прямо на альбом. Он словно закрывал своим телом от чего-то неведомого набросок, сделанный его хозяйкой.

Очень простой схематичный набросок: участок берега, морская гладь, и уходящий в бесконечность мост с высокими арочными пролетами.

— Слушай, а они хорошо выглядят, — Таенн, которого три недели Айрин не допускала до спящих, наконец, сумел ее убедить в том, что ему необходимо на них посмотреть. — Загорелые оба, и, кажется, даже слегка поправились.

— Да, я тоже заметила, — кивнула Айрин. — И спят помногу. Правда, как-то рвано.

— То есть?

— Ну, стали появляться позже, чем обычно, и с большим промежутком. Раньше, видимо, ложились одновременно, сейчас — сначала рыжий появляется, а спустя час с лишним — черный. Или черный едва ли не до утра отсутствует, а потом спит до полудня. В общем, по-разному. Но они явно выздоравливают, от синяков уже даже следов не осталось.

— Ну и хорошо, — Таенн улыбнулся. — А я тебя пригласить хотел. К нам.

— На вашу часть Берега?

— Ага.

— Ой, сегодня я не смогу, Таенн. Сегодня… — Айрин смущенно отвела глаза. — Не получится сегодня. У меня дела.

Сегодня она опять направлялась к монаху, но ставить об этом в известность Таенна ей не хотелось. Он бы, наверное, это не одобрил. Или, что еще хуже, раскритиковал бы ее задумку в пух и прах, а это было бы особенно обидно. Вот только критики ей сейчас не хватало. И напоминаний о том, что тело мертво, и что она обречена.

Я не обречена — вот что решила про себя Айрин. И даже записала той памятной ночью свои решения на бумажке, чтобы не забыть. И повесила бумажку на стену рядом с кроватью.

Я не обречена.