Возле его правой ноги — оброненный бумажник. В нем приятная тяжесть налички, которую Джереми быстро извлекает. Кто-нибудь мог бы наварить и на лежащих там кредитных картах, но Джереми в эти игры не играет. Опустевший бумажник он выбрасывает, потом нагибается и проверяет у лежащего сердцебиение. Достаточно сильное. Все-таки лучше головная боль, чем сердечный приступ. Побитый начинает стонать и шевелиться, Джереми решает, что пора уходить.

Но сперва он берет бумажник другого грабителя и вынимает четыре банкноты. В правом кармане обнаруживаются еще две бумажки и мелочь, а с ними — весьма неприятный продолговатый кусок кожи, в который зашит свинцовый цилиндр. Деньги он пересчитает в мотеле.

Окровавленный носок Джереми выбрасывает вместе с мылом как можно дальше, вылезает из канавы, проходит через дыру в сетке, идет к своей машине, будто гуляя по английскому парку, и уезжает. Он ждал, что Ганни окажется рядом и скажет что-то вроде «отличная работа» или «четко сделано», но Ганни не показывается. Ну и ладно, думает Джереми. Чему его еще научили в Корпусе — это умению надеяться на себя.

На обратной дороге по почти пустым улицам Джереми приходится заехать на парковку какого-то ресторана, потому что на него напал приступ дрожи и выступил холодный пот. Не удается перевести дыхание — наверное, ребро треснуло, и что теперь делать? Но он сидит, держась за рулевое колесо, и когда наконец получается сделать глубокий вдох, он замечает, что припарковался перед «Попай фрайед чикен», и не может сдержать болезненного смеха, потому что у Бога очень извращенное чувство юмора. Просто злобное.

Он решает, что все с ним в порядке. Сломанных ребер нет. Просто схватка еще гудит в нервах, и в носу стоит запах крови.

В номере мотеля при свете лампочки в ванной Джереми выясняет, что разбогател на триста двадцать восемь долларов и семнадцать центов. Неплохо за ночную работу.

Он себя поздравляет и дарит себе «доктор Пеппер» и два пакета жареной картошки из автомата в офисе, и когда погружается в сумеречную дремоту, ощущает приятную сытость.

В шесть часов утра в воскресенье «Жестянка» отъехала от гостиницы «Ла Квинта» на Ремнон-серкл в Эль-Пасо. Джордж сидел за рулем, Ариэль на переднем пассажирском сиденье, Кочевник и Терри за ними, Берк на своем обычном месте. Не было шуток, не летали туда-обратно острые замечания. На самом деле было еще слишком рано, чтобы издавать какие-либо звуки, кроме неразборчивого бормотания. Вчерашний концерт в «Спинхаусе» дался нелегко и оказался серией разочарований. Сегодня до трех часов дня надо проделать примерно двести восемьдесят миль. Они направлялись на северо-запад к I-10 в Нью-Мексико, а потом по этому шоссе, где оно сворачивает почти точно на запад в Тусон.

Эш позвонил в среду вечером, примерно через час после их интервью на ток-шоу местного радио. Субботний концерт в «Фортунато» в Тусоне не отменен, если они желают в нем участвовать, сказал Эш Джорджу. И если уж они заедут в такую даль, то можно с тем же успехом прокатиться в Сан-Диего и по всем остальным сценам, закончить турне нормально, но это пусть решает группа, так что, если им нужно время подумать, пусть ему утром сообщат.

— А как там ситуация в Свитуотере? — спросил Джордж, лежа на кровати в номере, который занимал вместе с Кочевником и Терри. Детская кроватка на сей раз досталась Джону Чарльзу. — Стрелявшего нашли?

Эш ответил, что следствие никуда не продвинулось. И еще — что оставил сообщение детективу Риос и ждет, чтобы она перезвонила.

Джордж поблагодарил, а когда Эш закончил разговор, сказал своим соседям по номеру:

— Надо позвать Ариэль и Берк и решить, что мы будем делать после «Спинхауса». Мы все еще в расписании в Тусоне, и Эш говорит насчет того, чтобы все-таки выполнить турне. Кто что думает?

— По мне — о’кей, — ответил Кочевник. — Если все согласны.

Он в свои двадцать с чем-то прожил в Тусоне два года, работая в дешевом пункте проката автомобилей в аэропорту. Играл он тут в паре групп, которые ни разу из города не выезжали. Приятно вернуться на старую почву с историей какого-то успеха за плечами.

— По мне тоже, — согласился Терри, но прежде всего он думал о том, чтобы добраться до дома Эрика Геросимини возле Альбукерка и увидеть «Леди Франкенштейн».

— Давай послушаем, что скажут они.

Джордж потянулся назад и два раза стукнул в стену. Через несколько секунд Ариэль открыла соединяющую дверь.

Решение принять было нетрудно. Они профессионалы, а шоу должно продолжаться.

Это не значило, что шоу будет продолжаться идеально или хотя бы просто хорошо. Джордж вел машину под безжалостно пылающим безоблачным небом, между зазубренными линиями коричневых горных хребтов, а группа ехала молча, переживая события вчерашнего вечера.

В «Спинхаусе» набилось полно народу, сувениры и диски улетали «с колес», но неприятности начались, когда ведущий певец «Soul Cages» — злой за то, что они перестали быть гвоздем программы, — заметил Кочевнику за сценой, что собралось полно фанатов Майка Дэвиса и было бы разумно продавать диски и футболки «Beelzefudd» вместо файвовского мусора. Кочевник бросил на него взгляд, способный расплавить стекло, но язык и нрав придержал. Он бывал в группах, которых выкидывали с ведущей позиции, он знал, каково это, и все-таки он бы с удовольствием сбил этому оборзевшему дураку сопливому «рейбаны» с морды.

А потом само выступление. Кочевник решил не исполнять «Злой коп» и начал программу с «Чего-то из ничего», гремящей будь здоров, но замедляющейся на припеве потише:

И это совпадало с их общим ощущением.

Через несколько минут Кочевник чуть не пробил ногой барахлящий монитор-спикер, но Ариэль сумела его успокоить. Ее собственный монитор стал загибаться во время третьей песни, она себя не слышала, не попадала в ноты и стала сбивать ритм. Джордж копошился вместе с техником — благожелательным старым хиппарем, который слишком много раз путешествовал на светлую сторону и теперь двигался в замедленном темпе, пригодном лишь для альтернативной плоскости существования, пытаясь разобраться в путанице проводов и разъемов на консоли микшера. При свете дня на проверке звука все выглядело нормально, но в темноте, когда вращаются под потолком три зеркальных шара, в грохоте барабанов Берк, завываний сваренных в пиве фанатов, визге и вое колонок на грани перегрузки и перегорания предохранителей консоль оказалась такой же кривой, как руки ее хозяина, и траченной временем, как его кафтан.

Пока Джордж укрощал увечную консоль, Терри пытался исполнить партию Майка на песнях, которые, по общему согласию, действительно нуждались в аккомпанементе баса, и пару раз пропустил ноты в собственной партии. Это было само по себе потрясением, потому что никогда раньше Терри свою работу не портил, и почти сразу стало понятно, что он слишком сильно старается, так что Кочевник ему велел заниматься своей работой и забыть про бас, а это вывело из себя Берк, которая решила, что это неуважение к памяти Майка, как будто его партию можно просто выбросить к чертям и всем пофиг.