По мнению ряда исследователей, этот отрывок свидетельствует о том, что Софию заложил еще Владимир, а закончил его дело Ярослав. Место, конечно, в тексте темное. Не поверить ли новгородскому летописцу?

Есть кажущееся возражение. Южнорусские хронисты уточняют: храм был возведен на месте победа Ярослава над печенегами. Но какой из побед? В тяжкой битве 1036 года? Или в более ранней, когда печенеги вламывались в Киев?

А вот это как раз значения не имеет. Битва 1036 года могла состояться неподалеку от Софийского собора, а в следующем году храм был сдан и, так сказать, введен в эксплуатацию. На наш взгляд, следует принять датировку новгородского летописца. В 1017 году Святую Софию заложили, строили 20 лет и сдали в 1037-м.

В летописи справедливо указано, что этот храм – далеко не единственный, было еще несколько, построенных Ярославом в Киеве. Кроме того, при нем была возведена и знаменитая Киево-Печерская лавра.

«И стала при нем вера христианская плодиться и расширяться, и черноризцы стали умножаться, и монастыри появляться». Тогда же был издан Церковный устав Ярослава.

Но не только соборы да монастыри строил мудрый князь. Он возвел целый «город Ярослава», как говорят современные археологи, и обвел его стеной. По сравнению с «городом Владимира» Киев увеличился в семь раз. Протяженность стен, как пишет советский и украинский археолог П.П. Толочко, составила 3,5 км; они защищали территорию в 7 га. Высота валов – 11 м, а над ними высился еще и пятиметровый частокол. Ширина вала у основания – 27 м. А перед этими укреплениями был ведь еще посад. (См.: Толочко П.П. Массовая застройка Киева X–XIII вв.).

Гостей впускали в город через трое ворот, главными из которых были Золотые (название позаимствовано у ромеев: Константинополь тоже имел Золотые ворота). На самом деле они были каменными; для деревянного города это – большая экзотика. На юго-востоке имелись Лядские ворота (они вели в лядину, то есть в поле), а на северо-западе – Жидовские (поблизости располагался еврейский квартал).

Киев и вправду превратился в огромный город, красивый, привлекательный для переселения и великолепно защищенный от нашествий врагов.

Трудно сказать, был Ярослав в самом деле благочестив или перед нами ханжа. Скорее, смесь первого и второго. Автор хорошо помнит, как состоялось возрождение государственного православного культа в России в 1992 году и что за этим последовало. Воры, бандиты, чиновники возводили часовни и даже храмы. В личных беседах они обнаруживали огромную, неподдельную веру. Что не мешало совершать преступления вплоть до убийств. Для кого-то молитвы, благотворительность и храмовое строительство являлись способом успокоить совесть. Для других – договориться с небесными силами, то есть дать им взятку или всучить «откат» от наворованного. Договаривались не только с небом, но и с живыми людьми – иерархами Церкви, давая привилегии, льготы, монополии, включая знаменитую долю с табачных акцизов, что выглядит скандально для православных и уморительно для атеистов. Нельзя исключить, что нечто подобное происходило в сознании Ярослава и его окружения.

Русь переживала социальную ломку и – одновременно – становление нового этноса. Времена были крутые. Требовалось, еще как требовалось замаливать грехи.

А Ярослав? Мы видим, как смеется князь в скандинавской саге над тем, что маленький конунг Магнус зарубил его дружинника.

– Хорошая работа, приемыш!

Допустим, это вымысел.

В другой саге Ярослав убивает брата Бурислава. Допустим, и это навет. Но многолетняя борьба за власть, кровавые сражения с неисчислимыми жертвами, разрушенные города, растасканная казна… Это – не преступления, которые требуют покаяния?

К тому же у автора этих строк остается стойкое чувство, что хотя бы часть братьев Ярослав всё-таки порешил (почти несомненно – Позвизда и Станислава, очень похоже – Мстислава, возможно, также и Святослава и далее – по убывающей – Бориса и Глеба; насчет последних трех персон под главным подозрением после расследования остался Святополк – их официальный убийца).

Совесть победившего великого князя весьма неспокойна.

* * *

Зато стремление к культуре у Ярослава идет от души. Но и здесь, как мы говорили, проступает прагматик. Культуру он хочет использовать не только для прославления Господа, но и для того, чтобы вырастить людей, которые станут обелять его поступки и служить его детям. И это сочетается с не вполне искренней набожностью.

«И любил Ярослав церковные уставы, – читаем знаменитые строки Повести временных лет, – попов любил немало, особенно же черноризцев, и книги любил, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество, ими же поучаются верующие люди и наслаждаются учением божественным».

Кстати, вот еще одна причина набожности: Ярослав смертельно боится повторения братоубийственной резни. Его дети не должны перебить друг друга! Надобно воспитать их более мягкими, то есть в истинно христианской традиции.

Оказывается, князь любил переписывать красивые фолианты, то есть занимался богоугодным делом и тем самым пытался искупить грехи. «Ярослав же… любил книги и, много их написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам. Украсил ее золотом, серебром и сосудами церковными, и возносят в ней к Богу положенные песнопения в назначенное время. И другие церкви ставил по городам и по местам, поставляя попов и давая от богатств своих жалованье, веля им учить людей, потому что им поручено это Богом, и посещать часто церкви. И умножились пресвитеры и люди христианские. И радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христиан, а враг сетовал, побеждаемый новыми людьми христианскими».

Ну что ж, всё это помогло. Из его детей странной смертью в ходе одной из усобиц погиб только князь Изяслав. Его явно убил подосланный кем-то из родни воин. Остальные сыновья умерли своей смертью – от болезни, от неудачной хирургической операции, от старости.

Так или иначе, культурную деятельность Ярослава нужно поставить ему в заслугу. Уровень цивилизации и культуры – один из инструментов в конкурентной борьбе наций. Низкий уровень образования заставляет приглашать учителей из-за границы, и этнос незаметно попадает в интеллектуальное подчинение.

Это не значит, конечно, что за рубежом учиться нельзя. Тот же Ярослав выписывал попов и литературу из-за границы, от болгар и «льстивых греков», но как раз этот выбор опасности не таил. Ромеи на тот момент были передовой цивилизацией и угрозы для Руси не представляли. Чужой язык для чтения и богослужений не навязывали, на русские территории не претендовали, язычников, живущих на Руси, не крестили насильно. В общем, относились к русичам с большим тактом и уважением. И вот ведь на что следует обратить внимание: на Руси не произошло попытки языческой реставрации, как это случилось в Польше. Значит, греческие попы отличались от латинских в лучшую сторону (с точки зрения русских, разумеется).