— А ты что здесь делаешь? В постельку! В постельку!

— Тогда ты со мной, — с этими словами он подхватил меня и положил на кровать, а сам прыгнул сверху. Мне тут же вспомнился голос Гущина: «Не лезь к этому злому мальчику в кроватку».

Ага! Как же!

Признаться честно, мне слишком с ним хорошо, чтобы его отгонять от себя. Я поняла, что для меня Миша стал наркотиком. Добровольно я от него не откажусь.

Я готова сама каждый день дарить себя ему… Я хочу его знать, я хочу его изучить. И мне уже все равно кто он… Что он деспот, мой начальник, хозяин, и… мы такие разные… Словно из разных галактик.

Утром мы «кувыркались» почти до обеда. Я совсем забыла дать ему оставленное Гущиным лекарство… Мы нежились, смеялись, вспоминая, как сидели под столом в кабинете, прячась от Ефимова… Как я его у подъезда чуть не пристрелила…

Пока к нам в комнату не ворвался Гущин. И разбил мою маленькую идиллию. Я спряталась под одеяло. Почему-то мне резко сделалось стыдно перед ним, словно я действительно Сергею в любви клялась, а сама его из армии не дождалась и вышла замуж.

— Туки-туки Мишаня-обожаня, Туки-туки Викуся-в-цель-стрелюся. Вылезай, я тебя видел, — сказал Гущин.

Судя по его голосу, он ничего другого не ожидал увидеть.

— Я тебя сегодня отпускаю, — отозвался вместо меня Высоковский. — Сегодня мы сами. Можешь ехать домой.

Как это у Миши так здорово получалось? Он даже Гущину не платил! Хотя Сережа жил у него дома и работал. Даже указания выполнял.

— Сами вы даже не позавтракали, — возразил Сережа. — Хотя я громко сковородками гремел. И антибиотики ты свой пропустил. Кто так лечит, Вика?

Я так и не вылезала из-под одеяла. Затянулось неловкое молчание, пока Гущин снова не спросил:

— Я один еду?

— Один, — ответил Михаил.

— Нет! Я с тобой! — почему-то я решила, что поездка на похороны важна для нас.

И подняв с пола Мишину футболку, я быстро натянула ее на себя. Гущин даже не отвернулся. Он только напомнил:

— Чёрное не забудь надеть. Мы на похороны едем.

— Я с вами, — сказал Миша.

Но я его остановила. Все-таки больной он. Да он и не стал настаивать. Ослаб сильно. Он взял ноутбук и стал на кровати печатать документы и обзванивать партнеров… Трудоголик, что еще сказать?

***

Поесть нормально я не успела. Гущин так торопил меня, что я только пару раз глотнула кофе и, испытывая угрызения совести, заскочила в его «ниссан».

Мы подъехали как раз, когда закапывали гроб. Народу было мало. Я стояла и не верила, что только недавно с ней дралась и дико ревновала ее к Высоковскому. А теперь ее нет… И бедный малыш, кому он достанется? Бонцеву? Из него отец так себе. Я даже не представляю его в роли папаши.

Похороны — это всегда такой морально тяжелый и унылый момент. И неважно хоронишь ты близкого человека или далекого. Разница лишь ощущается в душевной боли, которая разрастается, если мы теряем родных людей. Больше всего меня разрывает, когда громко ревут и причитают. Вот маманя Высоковской как раз оказалась такой. Невыносимо слушать, как люди жалеют себя. Люди плачут о себе, что им тяжело будет без этого человека. А не плачут, о том, что жизнь у бедняги неожиданно прервалась, а у усопшего столько планов было…

— Вот и все. Закончилась эта семья, — услышала я голос Екатерины. — Теперь только Миша продолжит фамилию.

— Есть ещё сын… Он же Высоковский! — напомнила я.

Честно говоря, никого не касается, от кого он рожден. Павла нет. Опротестовать фамилию не кому. А Миша, вот в этом я уверена, не будет этого делать. Не жадный он.

— Вчера Бонцев сказал, что усыновит его. Так что, нет теперь наследника Павла. Хотя и состояния-то нет. Я слышала, что Паша большую часть состояния увел. И компания на грани банкротства…

— Это нелепые слухи, — меня даже зло взяло. Ну, откуда они эти сплетни берут? — Миша все нашел. И деньги у него, — заверила я.

— Нет, — уверено заявила она. — Бухгалтер сказала, что не все документы нашли.

— То, что не нашли, в сейфе. И Миша знает, где это, — уверила я. — Просто он не обязан всем все рассказывать.

— И ты тут? — в наш разговор встряла Зайцева.

При виде нее мое настроение ушло в минус сто двадцать. Что за день такой?

— Я тут вместо Михаила, — ответила я.

— С каких пор ты его представитель? — съязвила Зайцева.

— С тех самых, как стала невестой.

— Я отойду? — Екатерине явно не понравилась наша перепалка.

Она быстро ускользнула, а Зайцева продолжила:

— Свадьба снова отложится, и ты уедешь в свой Задрипенск! А знаешь почему? Потому что ты свою помолвку сочинила! Я спрашивала Рубинову. Она слыхом не слыхивала ни о какой свадьбе. И сказала, что ты просто его прислуга!

А вот это меня оскорбило ещё больше. Михаил рассказал матери всю правду?..

Он же говорил, что никто не будет знать истину!..

Мне сделалось дико больно. Я заткнулась. И в этот момент я услышала голос Гущина:

— Конечно! Всем слугам Мишка шубы покупает, личных водителей нанимает и на пати водит. Куда уж там без слуги? Вика, ты идёшь в машину? Сейчас в ресторане будут поминки…

Он так вовремя подошёл, что в душе я была искренне ему благодарна. Потому что Зайцева ему не возразила!

Но в машине Гущин перевел тему. Он спросил:

— О чем вы говорили с Ефимовой?

— Да так… Сплетни она разводила.

— Какие?

— И ты туда же?

— Я не туда. Что она от тебя хотела?

— Она не хотела. Просто сплетничала.

— О чем?

Зачем ему она сдалась?

— О том, что Высоковские разорены…

Тут на меня нахлынули подозрения. А с чего Катя взяла, что мы нашли не все документы? Мы же все нашли. Мы не нашли только то, что оставил Павел Михаилу, как брату. Но об этом никто ничего не знал.

— Вика, что ты ей сказала? — видно, Сергей по моему лицу понял, что я сильно сглупила.

— Сереж… — у меня от догадки перехватило дыхание.

Гущин достал из бардачка автомобиля свою тетрадь.

— Вот, что я вчера нашел, — он открыл страницу, на который был мой рисунок Кати Ефимовой.

— Извини, у меня был вечер творчества, — пролепетала я и подумала, что он меня станет отчитывать.

Но он, наоборот, сказал:

— Благодаря твоему творчеству я заметил одно сходство, — Гущин вытянул из страницы фото, сделанное с камер наблюдения, на котором была изображена девица в желтом плаще.