Я надеялась, что хорошо справилась с этим мини-спектаклем, но мое представление кузин не убедило. Кристина отпустила мою руку и встала:

– И нечего тут сарказм разводить! Ты решила, мы тупые и не догадаемся? Мы всего лишь пытаемся тебе помочь!

– Правильно! Мама сказала нам быть крайне дружелюбными, вот мы и были. Некоторым людям просто незнакомо чувство благодарности.

– О, но я же так благодарна! – возразила я. – Я очень ценю вашу заботу. Приятно узнать, что вы за меня волнуетесь.

Кузины уставились на меня во все глаза, раздираемые колебаниями в отношении моей искренности или отсутствия таковой. Оленьи рога на их головах покосились под идентичным углом.

– Да, волнуемся, – фыркнула наконец Кристина. – Нам сказали, вот мы и волнуемся.

Праздничный банкет состоял из китайских блюд, которые доставили в огромных коробках из деревенской закусочной. Моя мать пришла бы в ужас от отсутствия на столе домашней пищи.

– Кому охота горбатиться у плиты в Сочельник? – вопросила тетка Сильвия, длинными вишневыми ногтями отколупывая картонные крышки с алюминиевых подносов, расставленных по кухонному столу-острову. – На Рождество и так постоянно готовить приходится. Вот бы жить в викторианскую эпоху и держать кухарку и слуг! Эх, не в те времена я родилась… Так, Венди, доставай тарелки. Крисси, выкладывай столовые приборы и половники. Сьюзен, ты сиди на этом табурете и не двигайся. У нас будет чай а-ля фуршет. Накладывайте себе и берите нож и вилку. Сьюзен, я тебе всего понемногу положу, да?

Началась настоящая свалка – даже внуки, которых оттащили от гаджетов, с невероятным проворством навалили себе на тарелки горы еды. Через несколько минут кухня опустела; мужчины ушли есть в игровую, дети – в «закуток», а мы с теткой Сильвией, Венди и Кристиной – в салон-гостиную.

– Пойдем, Сьюзен, будем есть с подносов, – позвала тетка Сильвия. – Нельзя же пропускать праздничную программу! В этом и соль семейного Рождества. Хочешь, девочки отнесут твои тарелки?

Все это очень отличалось от того, как я раньше проводила Сочельник. Когда отец был жив, этот день определялся его присутствием – или отсутствием – дома. Он вставал пораньше и уходил до одиннадцати утра, чтобы первым оказаться у дверей паба к открытию. Назад он возвращался на заплетающихся ногах, склочный и ершистый, уже после обеда. Я старалась не попадаться ему на глаза и помогала матери на кухне, покрывая глазурью рождественский кекс или делая пирожки, хлебный соус и начинку. Мы слушали трансляцию рождественской службы из Королевского колледжа, внутренне готовясь к тому, что нас осыплют оскорблениями и руганью. В пять вечера пабы снова открывались, поэтому мы знали – нужно только выдержать до четырех сорока пяти, и все будет прекрасно. Я спешила лечь в постель до закрытия пабов. Эдвард практически не бывал дома в предрождественские часы: наверное, гулял по району, бросая камнями в местных кошек или исписывая стены соседям. А вот о самом Рождестве мне вспоминать невыносимо. Пабы в Рождество не работают, так что пил отец дома. Каким-то образом мы все же продержались много лет. После папиной смерти этот праздник стал совсем другим: уже не приходилось прислушиваться, как поворачивается ключ в замке, пытаясь оценить отцовское настроение и вовремя спрятаться. Тем не менее Эдвард неизменно исчезал – к этому возрасту он уже привык заниматься своими делами. Меня это устраивало – если он бывал дома, мы ссорились. Неприятно только, что мать не находила себе места от волнения, где сыночек и чем он занят. Переехав в Лондон, я нарочно приезжала в Бирмингем на последнем поезде в Сочельник и возвращалась первым же поездом на другой день после Рождества. Стоило мне пробыть в доме дольше – с дополнительной каторгой в виде общества моего братца, – как я выходила из себя.

– Обожаю «Бакс Физз»[9] в рождественское утро, а ты? – сказала тетка Сильвия, откупоривая бутылку, когда я вошла в кухню. Она разоделась, как для приема, – обтягивающее платье, туфли на каблуках – и была в полном макияже. – С Рождеством и всего тебе наилучшего, дорогая!

Я ожидала, что кухня будет гудеть, как пчелиный улей, от подготовки праздничного обеда, но там оказалась только тетка Сильвия. Дети повскакали в шесть утра, чтобы открыть подарки, и теперь играли в «закутке» на более дорогом компьютере и новых игровых консолях. Остальные домашние еще спали. Я предложила помочь порезать овощи, но оказалось, в этом нет нужды.

– «Маркс и Спаркс» все за нас порезали, – обрадовала меня тетка, – и индейку нафаршировали, и рождественский пудинг приготовили, и соус с бренди. Благослови боже «Сент-Майкл»! Помнишь, как в суровую старину людям все приходилось делать самим?

Через полчаса в кухню заявились Венди и Кристина в одинаковых розовых халатах с мехом и таких же шлепанцах. Мне даже стало интересно, как их мужья не путают. Кристина была подлее, но это единственная разница, какую я замечала в кузинах. Обменявшись дежурными поздравлениями, Венди схватила два бокала и наполнила шипучим коктейлем, который обе сестрицы залпом вылили себе в горло.

– Детям очень понравились подарки от Санты, – сообщила дочерям тетка Сильвия.

– А, хорошо, – отозвалась Венди. – Схожу рассмотрю, когда проснусь.

– Надо думать, – буркнула Кристина. – Сколько мы денег потратили…

После завтрака, снова а-ля фуршет и из покупных блюд, делать было абсолютно нечего. Тетка Сильвия поставила в духовку уже подготовленную индейку без ножек и крылышек, после чего срезала верх у нескольких пакетиков и выдавила содержимое в соответствующие сосуды. Единственной задачей сколь-нибудь содержательного свойства было накрыть на стол, но это тетка препоручила Венди и Кристине. По их реакции можно было подумать, что она приказала дочерям самим изготовить стол. Близнецы капитулировали после битых десяти минут препирательств типа: «А ты что, сама не можешь?» и «Так нечестно!» Я вызвалась помочь, но тетка Сильвия была непреклонна: у нее в гостях я и пальцем не шевельну. Я не знала, куда деться от скуки. Можно было пойти поболтать с мужьями Венди и Кристины, но настолько я, признаться, не заскучала.

Я решила накинуть пальто и выйти пройтись. Дойдя до конца длинной аллеи, я свернула на деревенскую улицу, не представляя, куда она ведет, но наслаждаясь морозным воздухом. День выдался ясный, солнечный. Я дошла до деревни, где прихожане как раз выходили из маленькой старинной церкви после праздничной службы. Некоторые старушки желали мне счастливого Рождества и самого лучшего в отношении моей беременности и скорого материнства. Я нашла скамейку среди зелени и посидела на солнышке, прикрыв глаза. Во мне разливалось спокойствие и счастье. Обычно в рождественское утро я крутилась, как белка, поливая жаркое соком, кроша овощи и суетливо помешивая в кастрюльках. Может, я еще вспомню об этом Рождестве с легким сердцем. Может, так я отныне и буду проводить этот праздник: ничего не делая, а только отдыхая. Открыв глаза, я увидела, как мимо проехал грязный белый транзитный фургон, очень похожий на «Форд Транзит» Роба. Но этого же не может быть! Что Робу делать в вустерской деревушке? Я смотрела, как фургон мигнул левым поворотником и свернул на аллею, ведущую к бунгало. У меня возникло нехорошее предчувствие.