Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаешь, жизнь — настолько ржавая штука, что ее надо постоянно чем — то смазывать, чтобы она катилась дальше. Вот как детали машины мажут маслом… Одни смазывают свою жизнь водкой или наркотиками, другие — карьерой и преумножением благосостояния, третьи — разными увлечениями, хобби, азартными играми и прочими самообманами. А на самом деле лучшая смазка для жизни — это любовь.
— Наверное, ты права, — без всякой убежденности в голосе согласился со мной замороченный человек, вынужденный следить за дорогой. Он опять выжал тормоз, поскольку впереди «форда» еле колебался широкий, неуклюжий, раздолбанный троллейбус, объехать который не представлялось возможности.
— Не понимаю, зачем они нужны, эти троллейбусы? — возмутилась я. — Какой идиот ими пользуется?! Кажется, пешком дойти быстрее, чем трястись в таких розвальнях. — Выпустив раздражение, я сразу вспомнила одного идиота, точнее, идиотку, которая еще днем добиралась до больницы троллейбусом.
Я посмотрела сквозь ветровое стекло на пассажиров — заложников тихохода. На хорошо освещенной задней площадке было столпотворение. Лиц с моим зрением было не разобрать, зато цвет одежды я отчетливо разглядела, заметив знакомый зловещий коричневый ватник и трикотажную шапку. Я возбужденно дернула спутника за рукав:
— Смотри, Андрюша, это же тот самый дворник, который прирезал Сашу!
— Какой дворник?.. — непонимающе уставился на меня Андрей. — Юленька, ты о чем?!
Ну, разумеется, Ткач ничего не знал о подозреваемом дворнике — самозванце, ведь показания милиционерам я давала до его приезда, а после нам было не до разговоров о посторонних!.. Андрей повел машину дальше, а я горячей скороговоркой выложила все, что знала о коричневой телогрейке, караулившей меня под прикрытием метлы и выслеживавшей папарацци.
— С чего ты взяла, что это именно тот самый мужчина? — удивился Ткач. — По — моему, на нем не телогрейка, а обыкновенная непромокаемая куртка, а в подобных черных шапках ходит полгорода, — заспорил со мной Андрей.
— Нет, я чувствую — это мой дворник! — объявила я.
— А я чувствую, Юля, что тебя посетили галлюцинации!.. — попытался охладить меня Андрей. — Не думай, я не осуждаю, я понимаю: ты пережила сильные стрессы, ты еще не оправилась от простуды, но во всем надо знать меру!..
Троллейбус как вкопанный замер перед светофором, наш автомобиль тоже остановился. Я еще раз посмотрела на незнакомца и закричала не своим голосом:
— Выпусти меня скорее! Его надо схватить!
— Я тебя и не держу, хватай, — с подчеркнутым спокойствием предложил Андрей, но потом тоже разнервничался: — Давай гоняйся за миражами!.. Только каким способом ты надеешься схватить этого мнимого дворника? Нокаутируешь его? Ты что, такая сильная? Ты — самбистка или дзюдоистка? Или, может, мастер спорта по вольной борьбе?
— Не издевайся! Как ты не понимаешь?! — возмутилась я. — Пусть я не мастер спорта, а вот ты точно — трус и ренегат, ты — оппортунист! — Не найдя других доводов, я распахнула дверцу «форда» и ступила одной ногой в лужу на проезжей части шоссе. В тот самый миг светофор зажег зеленый свет, и троллейбус, раскочегарившись, тронулся. Пришлось вернуть мою мокрую ногу обратно и остаться там, где я сидела.
Благоразумный Ткач, против моих ожиданий не оскорбившийся на «труса и ренегата», тем временем предложил:
— Позвони следователю или в дежурную часть, сообщи маршрут движения и номер троллейбуса, пусть они вышлют группу захвата. Каждый должен заниматься своим делом. Мы с тобой, как мирные люди, поедем ужинать, а милиция пусть ловит криминальных элементов. Иначе за что мы платим налоги?!
— Они не успеют! Вдруг он выйдет на ближайшей остановке? — опять заволновалась я.
— Звони, наказанье ты мое! Никуда он не денется! — успокоил меня Андрей.
Сотик, как назло, заклинило: он не желал разблокировываться. А может, на счете не осталось денег? Я уж не помню, когда в последний раз вносила абонентскую плату за телефон… Андрей протянул мне свой Siemens, но, пока я искала визитку Арнольда Леонидовича Левина, несколько драгоценных минут было потеряно. Троллейбус за это время успел притормозить дважды: возле очередного светофора и остановки. Я с тревогой проследила за теми, кто из него вышел: несколько подростков, две женщины и обтерханный мужичок, нисколько не похожий на моего соглядатая. И все же коричневый ватник исчез с задней площадки. Скорее всего, переместился в глубь салона или сел на освободившееся сиденье. Когда я набрала номер, проклятый следователь, естественно, не ответил: время перевалило за восемь часов вечера, и он не обязан был торчать на работе. Я прождала долгих одиннадцать гудков и, сбрасывая вызов, воскликнула в сердцах:
— Твою мать!
— Не трогай мою маму, — возмутился Андрей.
— Да мне и в голову не приходила конкретно твоя мать! — отрезала я.
— Все равно, не ругайся, ты же девушка, а не…
— А не шалава, — подсказала я, не спуская глаз с троллейбуса.
— Юля, иногда твое поведение меня не просто поражает, но шокирует и настораживает! — деликатно проговорил Андрей. — Ты переменчива, как…
— Как вода, — опять влезла я в его речь со спонтанно возникшими подсказками. Меня несло, будто я хватила коньяка и заполировала его пивом, как это однажды случилось со мной в компании Алины Гладковой. Во всяком случае, состояние у меня было не как после безобидного молока, которое обожал Грин… Адреналин подстегивал мое воображение, и я продуцировала образы. — Я тебе расскажу, Андрюшенька, почему жизнь ржавая! Потому что повсюду — вода, и она постоянно меняет состояние, цвет и запах. Нет ничего хуже холодной равнодушной воды, похожей на тебя! А я — другая, я — вода горячая!.. Как ты не понимаешь, Андрей? Преступника необходимо остановить!
— О-о, — вздохнул он. — Кажется, у нас были другие планы… Более интересные, чем погоня за мифическими преступниками… Ты же плохо видишь, Юлия, ты сама не уверена, что человек в троллейбусе — тот самый дворник! — не желало понять меня это остужающее весь мир устройство. — Не хочу более ничего слышать об убийцах и фотографах, хватит! Мы едем за цветами. Тебе надо исправить то первое негативное впечатление, которое ты произвела на мою маму…
— Плевать на твою маму! — перебила его я. — Она никуда не денется, а он сейчас скроется, и ищи — свищи…
— Ах, вот как? Выясняется, что тебе наплевать на мою маму! Да как ты смеешь?! — задохнулся от негодования Андрей и остановил машину, прижав ее к бордюру.
— Спасибо! — выпалила я, выбралась из салона и потрусила следом за троллейбусом.
Быстро убедилась, что сильно преувеличила возможности пешеходов — они ничуть не мобильнее троллейбусов. Бежала, передвигая ноги с предельной скоростью, но не могла не то что догнать колымагу на колесиках, а хотя бы приблизиться к ней. Я запыхалась, задохнулась, высунула язык, как овчарка в жаркий день, а дистанция между мной и дворником неуклонно удлинялась.