– Мы, пожалуй, пойдём, – говорю я его жене. – Присмотрите за Эльвирой. И помните – в разрыве помолвке она в самом деле нисколько не виновата.

Та ничего не отвечает, лишь молча ведёт нас в прихожую и запирает за нами дверь.

– Вот ведь скотина, – входя в лифт, бормочет Дамир. – В строгости он её держит, как же. Урод дремучий.

– Думаешь, это правда – то, что он сказал про Далию?

– Даже не знаю. Тебе-то она изложила другую версию. Что отец настаивал на прерывании беременности и всё такое.

– Да, версия действительно не та, – соглашаюсь я. Шайтан, до чего же это всё мерзко. Я никогда не был невинным ангелочком, но от всего того, что мы услышали сегодня, тошно на душе.

– Правду может сказать только отец, – вздыхает Дамир.

Киваю в ответ. Так и есть. Кажется, настало время поговорить с отцом.

И откладывать этот разговор я больше не намерен.

Выходим в пахнущий какими-то ночными цветами летний вечер и едем в особняк. Отец дома. Далии нет. Сюзанна выплывает в холл поприветствовать сына и с недовольным видом кривит губы, увидев меня. Для неё мой визит без предупреждения – неприятный сюрприз.

– Проследи, чтобы нам никто не мешал, – прошу я брата перед тем, как идти к отцу.

Тахир Булатов сидит в своём домашнем кабинете. Сколько себя помню, здесь он проводил больше всего времени. Пропустил наши первые дни в школе, как, впрочем, и вручения аттестатов, да и множество других памятных событий тоже. Ему всегда было некогда. Всегда находилось что-то поважнее.

«Зато вы живёте безбедно, а те папаши, которые занимаются детьми, приносят домой копейки, так что нечего жаловаться», – как-то высказалась по этому поводу мачеха.

Я так надеялся, что стану совершенно другим родителем. Что у меня будет хватать времени не только на бизнес, но и на семью. А в итоге потерял целых пять лет из жизни моего сына.

– Я ждал тебя, – произносит отец, и я понимаю – он уже знает. Ему известно о разговоре у Багримовых. Наверняка Артур тут же, как мы с Дамиром ушли, позвонил.

– Значит, ты уже в курсе, что свадьба отменяется, – говорю я. – Так даже проще. А теперь слушай меня, – и, не давая себя перебить, начинаю излагать всю историю с самого начала. Не забываю упомянуть и о разговоре с директором медицинского центра, этим Дуремаром. Подробно останавливаюсь на подлости Далии, а затем, под конец своего рассказа, называю диагноз Гошки.

Отец бледнеет и хватается за сердце. Но я безжалостно продолжаю говорить. О том, что нужна пересадка костного мозга или – в случае, если никто из возможных доноров не подойдёт – стволовых клеток из пуповинной крови. Однако и там вероятность всего двадцать пять процентов. Совсем мало, но выбора нет, надо хвататься за любой, даже самый крошечный шанс.

– Неужели ты решил, что это я… что я всё подстроил? – хрипло спрашивает он.

– А что я должен был думать? Ты спонсируешь медцентр, ты отправил нас туда на обследование и ты же рассказал о новом методе определения отцовства, который там появился. Очень вовремя – как раз когда я получил те фотографии.

– Нет… нет, – повторяет отец, качая головой. – Я ничего не знал. Вы ведь даже о беременности промолчали! А Далия… Артур сказал правду – я действительно заплатил тому парню, чтобы он оставил мою дочь в покое, потому что тот и не хотел от неё ничего, кроме денег.

– А ребёнок? Она действительно сама от него избавилась? Ты не отправлял её на аборт?

– Да нет же! Я хотел внуков, пусть и не ждал такого сюрприза от восемнадцатилетней девчонки. А она… Подруги посоветовали ей какие-то таблетки, доза оказалась слишком высокой, началось сильное кровотечение, пришлось делать операцию. Мы с Сюзанной решили не говорить ничего вам с Дамиром, тем более ты тогда был в Америке, а он всё время торчал у приятелей.

Смотрю в глаза отца – больные, потерянные. Кажется, сегодня я впервые вижу его слабым. Ведь он всегда казался таким сильным, неуязвимым, как скала.

– Прости меня… – вдруг произносит отец. Так тихо, что сначала кажется, будто мне это лишь померещилось. – Я виноват. Перед тобой, перед твоей матерью. Она не заслуживала… того, через что ей пришлось пройти, в том числе и по моей вине.

– И твой внук тоже этого не заслуживает, – отвечаю я. – Я хочу быть с ним и Ясей и буду ждать сколько понадобится, пока она меня простит. Так что о женитьбе на Эльвире не может быть и речи. Я помню, о чём мы договаривались, и надеюсь, что вопрос, касающийся бизнеса, можно решить и так, без учёта моей личной жизни. Люди, которые работают в журнале и на канале, не виноваты в том, что вы с Багримовым когда-то что-то друг другу пообещали.

Эльвира

Когда за братьями Булатовыми захлопывается входная дверь, я ухожу в свою комнату и запираюсь там изнутри. Несколько изнуряюще-долгих минут прислушиваюсь, ожидая, что ко мне вот-вот постучатся – отец, желающий с пристрастием меня допросить, или мама. Но проходит четверть часа, затем полчаса, а никто так и не приходит. Только тогда я позволяю себе выдохнуть полной грудью и немного расслабиться, вытянувшись на кровати. Тёплый летний ветер из открытой форточки треплет лёгкую занавеску, а я закрываю глаза и пытаюсь понять, что же я сейчас чувствую.

Облегчение? Да, несомненно. У меня больше нет обязательств перед Арсланом Булатовым. Я искренне желаю ему счастья с той женщиной, которую он выбрал. И немного завидую ей – вот бы и меня так любили.

Что ещё? Радость. Я рада, что мне удалось помириться с Дамиром. Я в самом деле сглупила в парке, даже не разобралась, что это за девушка, кто она ему. Ревность пеленой застила мне глаза. Хорошо, что он не обиделся и пришёл вместе с братом. А его слова, сказанные моему отцу, и вовсе в буквальном смысле стали для меня самым настоящим потрясением.

Меня никто и никогда не защищал от отца. Даже мама. Ей и самой от него доставалось. Ещё будучи школьницей, я не раз и не два заговаривала с ней о том, чтобы развестись с ним, уехать куда-нибудь подальше, где он нас не найдёт. Но она считала, что одни мы не проживём, настолько привыкла во всём зависеть от мужа и всё от него терпеть.

В такие минуты я почти ненавидела её. И себя. За то, что родилась девочкой, хрупкой, с не самым, увы, крепким здоровьем. Будь я парнем, могла бы постоять за себя, маму и Лу. Стать им опорой.

Но теперь я начинаю понимать, что на самом деле мой отец вовсе не такой страшный, каким всегда мне казался. В действительности он слабак, который может строить из себя сильного только с нами. Для него быть домашним тираном – один из способов самоутверждения. Ведь по-настоящему сильные мужчины не бьют женщин. Они заботятся о них, оберегают и защищают.

Как пообещал защитить меня Дамир Булатов.

Снова вспоминаю его разгневанное лицо, когда он это сказал. В этот момент я не смотрела на отца, но очень хочется надеяться, что он испугался. Что принял эти слова всерьёз.