Она не была уверена, спросил ли он это в надежде, что она согласится, или для того, чтобы дать ей возможность удалиться.

– Есть много такого, о чем нам нужно поговорить, – добавил он.

– Спасибо. Я буду счастлива… позавтракать с тобой.

Подойдя к буфету, она положила себе ложку омлета и одну булочку. Она не испытывала голода. Взглянув на стол, Чайна убедилась, что тарелка Александра также почти пуста. Он выдвинул кресло рядом с ней, пока она наливала две чашки шоколада. Отставив кастрюлю, она стала ждать, когда он заговорит.

– Я очень сожалею, – сказал он. – Я понимаю, что прошлая ночь оказалась совсем не такой, какой она тебе представлялась.

– Не такой. – Она коротко засмеялась. – Как и ты.

– Это верно. – Суровое выражение на его лице слегка смягчилось. – Мне жаль, что я причинил тебе боль. Я видел, что ты хромала.

– У меня затекла нога, когда я стояла на коленях, ее всю словно покалывали иголки, только и всего.

Она ждала, когда он продолжит, но он молча смотрел в свою чашку с горячим шоколадом. Она положила ладонь на его руку и была ошеломлена, когда он отпрянул.

К ее глазам подкатили слезы, голос ее задрожал.

– Теперь моя очередь сказать, что я очень сожалею, Александр. Я не могла подумать, что банальное прикосновение так тебя рассердит. Я не стану…

– Не надо говорить, что ты больше никогда не дотронешься до меня. – Он погладил ей щеку. – Я знаю, что все члены семейства Недеркоттов держат свое слово, и поэтому не могу позволить тебе произнести его. – Он посмотрел в сторону двери, ведущей к кухонной лестнице. – Нам нужно найти место, где будет меньше ушей. Где-нибудь за пределами этих стен.

Она подумала о просьбе Квинта удерживать Александра в пределах дома. Но тут же отбросила эту мысль, потому что два нападения произошли внутри замка Недеркотт.

– Кажется, я знаю такое место на пустоши, которое тебе понравится, – сказала она.

– Ты не можешь хотя бы намекнуть, что это за место?

– Нет, но могу обещать, что леди Виола рассвирепеет из-за того, что мы не попросили ее присоединиться к нам.

Впервые с того момента, как он вошел в столовую, он по-настоящему улыбнулся.

– В таком случае мне уже нравится это место.

Чайна тоже улыбнулась и потянулась за маслом, чтобы намазать на булочку. Возможно, все не так плохо, как это казалось еще минуту назад.

Ветер энергично гнал вперед облака, он словно спешил выпроводить их за море. Холмистые вересковые угодья выглядели тусклыми и безрадостными. Редкие кусты, которые еще не успели окончательно отцвести, приобрели грязновато-коричневый оттенок.

Александр помог ей выйти из кареты. Чайна плотнее запахнула плащ; его полы под порывами ветра хлестали ее по ногам. Когда она сказала слуге, чтобы он подождал их внутри кареты, тот благодарно кивнул. Сидящий на козлах кучер поплотнее закутался в свой плащ.

– Какой чудесный день! – сказал Александр, перестав удерживать шляпу на голове. Снова открыв дверцу кареты, он бросил шляпу на сиденье. Ветер трепал ему волосы и полировал кожу, доводя ее до оттенка, который у него был до событий в Римском лагере.

– У тебя странные представления о том, какая погода может называться чудесной.

– В самом деле? – Он обнял Чайну за плечи и прижал к себе. – Если бы погода была мягкой и благоприятной, у меня не нашлось бы уважительной причины, чтобы обнять тебя.

– Тебе непременно нужна причина?

– Я полагаю, что сегодня нужна.

Она приложила руку к шляпке, опасаясь, что ветер сорвет ее с головы.

– Мы можем считать, что ничего не произошло вчера вечером?

– Не произошло ничего такого, на что я надеялся.

Понимая, что кучер и слуга могут расслышать их слова, которые относил в их сторону ветер, Чайна показала на лесенку с правой стороны дороги для перехода через забор. Она остановилась, потому что более не могла откладывать вопрос, который мучил ее в течение всей ночи.

– Расскажи мне о Рексли, Александр.

– Зачем портить приятный день?

– Эта приятность – всего лишь иллюзия, если ты не объяснишь то, что сказал вчера вечером относительно приказа, по которому он должен был умереть.

Александр поставил ногу на лесенку и посмотрел вдаль.

– В припадке патриотических чувств я решил стать офицером, – сказал он так тихо, что Чайна едва расслышала его из-за шума ветра. – В этом я видел способ доказать свою независимость от семьи и уйти подальше от пересудов о сумасшествии моего отца. Рексли настоял на том, чтобы отправиться со мной. Он был моим камердинером, а до этого – камердинером отца. Хотя он был на двадцать лет старше меня, он не считал мою военную карьеру основанием для того, чтобы перестать мне прислуживать. Я пытался убедить его в обратном, но он не послушался меня.

– Значит, он отправился с тобой.

– Да, он был вместе со мной все эти кошмарные месяцы на Пиренеях, а затем в последней битве при Ватерлоо. Он не вернулся из этой битвы.

– А что произошло? – Чайна положила затянутые в перчатку пальцы ему на колени. Когда он положил сверху свою ладонь, она сказала шепотом: – Пожалуйста, расскажи мне, Александр. Это слишком тяжелое бремя, чтобы нести его одному.

– Если я расскажу это тебе, ты тоже вынуждена будешь нести бремя правды.

– Не знать – еще хуже.

– Как сказать. – Переплетя свои пальцы с ее пальцами, он добавил: – Я был уверен, что Наполеон будет разгромлен при Ватерлоо и что эта баталия станет моим последним шансом проявить себя. – Он вздохнул. – Я расставил своих людей по местам и приказал Рексли удерживать его позицию изо всех сил – не отступать, что бы ни случилось. И просил не совершать никаких геройских действий. Он просто должен был удерживать завоеванный плацдарм. Но тут пришел приказ выровнять линию фронта, поскольку французы навалились на нас, а я настолько увлекся схваткой в центре наших боевых позиций, что забыл отменить свой приказ Рексли. Он же стоял до последнего, и это ему удавалось… какое-то время. Но мерзкие лягушатники обошли его, когда он остался уже один. – Александр снова устремил взор вдаль, но Чайна догадалась, что на этот раз он видит поле боя в тот роковой день. – Меня подстрелили, прежде чем я смог совершить что-либо, а затем я понял, что бой ушел вперед, оставив меня далеко за линией фронта. Я потерял сознание и очнулся, когда битва закончилась. Я стал искать Рексли и нашел его среди множества трупов врагов, которых он убил, выполняя мой идиотский приказ. Получается, я предал его. Я думал больше о своей репутации, чем о своих людях. Опустившись в грязь рядом с ним, я сходил с ума, изнемогая от боли и стыда. И снова потерял сознание. – Александр отпустил руку Чайны. – Когда я очнулся в госпитальной палатке, меня приветствовали как героя. Я пытался сказать им, что это Рексли удержал позицию, а не я. Но никто меня не хотел слушать. Это он был героем, а не я.