— Вы это читали?

— А что это?

— Репортаж о моем отце. Он ищет работу.

Гиттеридж пробежал материал взглядом, предварительно приподняв газету, чтобы на нее падало больше света.

— Здесь говорится о каком-то малом, который живет в туннеле.

— Да, — согласилась Джулия. Чтобы он ее слышал, ей пришлось говорить очень громко. — «О каком-то малом». Правда, по чистой случайности раньше ему доводилось работать вице-президентом по международным банковским операциям в одном из крупнейших банков страны.

Гиттеридж снова углубился в газету.

— Тут сказано, что он слетел с катушек.

— Именно об этом я и хотела поговорить. Со мной он почти всегда как шелковый. Я знаю, как с ним обращаться, и когда он со мной, с ним все в порядке.

Джулия поймала взгляд женщины, снимавшей трусики купальника в нескольких сантиметрах от глаз клиента. Девушку вдруг поразило, что женщина была бритой, она улыбнулась ей, и женщина улыбнулась в ответ. Джулия быстро отвела глаза, сосредоточившись на Гиттеридже.

Мужчина развел руки, потом сложил их вместе.

— Ты что, считаешь, что я — контора по найму рабочей силы?

— Прочитайте статью, это все, о чем я вас прошу. Если потом у вас возникнет желание встретиться снова, номер моего телефона указан в конце страницы.

Она встала из-за стола, но Гиттеридж взмахом руки попросил ее сесть рядом с ним.

— Как ты сказала, моя милая, тебя зовут?

— Хитер.

— А почему ты именно ко мне пришла, куколка? — Он запустил лапу ей между ног.

Она сжала бедра, но придвинулась к Гиттериджу поближе. При этом Джулия завернула руки в свою кожаную куртку.

— У отца был нервный срыв. Он сидел на пособии, жил в туннеле. Он сломлен, совершенно подавлен и сильно нуждается. Порой его поступки могут показаться до смешного странными. А этот проклятый Королевский банк не хочет его снова брать на работу. Понятно?

Бросив эти слова Гиттериджу в лицо, она скинула с себя его лапу, быстро встала и прошла по сумрачному помещению ночного клуба к выходу, изо всех сил стараясь не смотреть ни на танцовщиц, ни на их поклонников, заполняющих зал. Селвин

Норрис не должен был ее в тот вечер ждать, чтобы подбросить до дома. Обратно ей предстояло добираться самой. Он предупредил ее, что за ней могут следить.

В обеденный перерыв Эмиль Санк-Марс уединился в своей кабинке, отгороженной от других картонными стенками в человеческий рост, но его потревожил звонок из проходной. С ним хотел поговорить какой-то репортер.

— О чем?

Он недолго подождал, пока дежурный офицер на входе задавал этот вопрос посетителю. Потом сказал в трубку:

— О Санта-Клаусе.

Через несколько минут журналист в сопровождении охранника появился в его кабинке и представился как Окиндер Бойл. Кивнув в знак признательности охраннику, Санк-Марс встал и пожал репортеру руку, подумав о том, что надолго этот щелкопер его не задержит.

— Мне нечего вам сказать о Санта-Клаусе, — сообщил он журналисту. — Расследование еще продолжается, его ведет убойный отдел. Вам, наверное, лучше переговорить по этому поводу с сержантом-детективом Андре Лапьером.

Бойл сел, аккуратно положив куртку на колени.

— Мне бы надо поговорить именно с вами.

— Я это дело не веду, — ответил Санк-Марс, переходя на английский. — Мне вполне понятен ваш интерес, сэр, но по этому поводу мне нечего вам сказать. Расследование еще не закончено, ответственность за него несет другой отдел.

— Сегодня я говорил с Василием Артиняном.

Санк-Марс посмотрел на журналиста более внимательно.

— И что-то прояснилось?

— Он сказал мне, что его брат работал на вас.

Эмиль Санк-Марс опустился в кресло. Начиналась ночная смена, расположенные рядом кабинки заполнялись говорливыми полицейскими, но, несмотря на стоявший шум и гомон, он боялся чужих ушей.

— Вы не против выпить чашечку кофе, господин Бойл? — негромко спросил Санк-Марс.

— Благодарю вас. С удовольствием.

— У нас тут кофе как помои. Давайте, куда-нибудь сходим.

Санк-Марс вывел журналиста из полицейского управления и по улице Бонсекур пошел с ним в старый Монреаль. В это время года солнце садилось в начале пятого, а в половине седьмого тьма и холод как бы загустевали. Когда они шли по улице Сен-Жак мимо здания мэрии, в лицо им ударил пронизывающе-холодный ветер. Час пик еще не кончился, и машины образовали в этом месте пробку. От площади Картье они спустились немного под горку мимо старых каменных зданий, где теперь располагались многочисленные бары и рестораны, до вымощенной булыжником улицы Сен-Поль. Именно здесь первые поселенцы мечтали когда-то об обращении местных дикарей в истинную веру. Санк-Марс привел молодого человека в уютное кафе, потому что на таком холоде разговор не клеился.

— Вы монреалец, господин Бойл?

— Я приехал с Гранд-Мэнан, — сказал ему журналист, пояснив, что вырос на острове неподалеку от северного Мэйна, относившегося к провинции Нью-Брансуик. — Многие поколения моих предков были рыбаками.

— А теперь вы ловите совсем другую рыбу совсем другими сетями.

— Нет, сэр. Этим занимаетесь вы. А я об этой рыбе только пишу.

— Понятно.

Санк-Марс выбрал столик в углу подальше от входа и сел спиной к стене. Он заказал им кофе со сладкими булочками, думая о том, как лучше построить разговор, но инициативу перехватил Бойл.

— Значит, вы не отрицаете заявление Василия — Акоп работал на вас?

— Нет, не работал.

— Получается, Василий соврал?

— Он неверно истолковал факты.

— Как это так?

— Мистер Бойл, я не вправе делиться с вами конфиденциальной информацией. Вы должны были знать об этом до визита ко мне.

— Тогда мне придется изложить факты в том виде, в котором они были мне истолкованы.

— Я недаром опасался, что ход ваших мыслей может быть именно таким, — сказал Санк-Марс. — Я бы настоятельно рекомендовал вам этого не делать.

Им принесли кофе с булочками. Бойл внимательно наблюдал, как Санк-Марс размешивает в чашке заменитель сахара.

— Как вас понимать, детектив?

— Ваш вопрос затрагивает проводимое в настоящее время расследование. Вашей публикацией вы можете нанести ему вред, подвергнуть опасности жизни других людей.

— Значит, вы признаете, что Акоп Артинян работал на вас?

— Как он мог на меня работать? До того дня, когда он был убит, я даже об имени его не имел ни малейшего представления. Разве я мог когда-нибудь его направлять, просить его предоставить мне какую-то информацию или оплачивать ее деньгами или услугами? Об этом и речи не было.