– Тейт, ты не должна мне ничего объяснять. Я и так тебе верю.

И напрасно.

– Ты моя… И ничья больше. Меня бесит вся эта ваша с Шейном ситуация… но я способен её понять. Да, мне хочется прикончить его и Сока самым жестоким образом, но мы ведь знали, что так будет.

Никаких поцелуев. Никаких измен. Никакого Шейна. Вот как будет.

– Тейт, просто будь со мной.

Посмотрела ему в глаза – всё так же сверкают.

– И что будет потом? – спросила я.

– Потом?

– Что будет с нами? Будет ли?

Калеб мягко и как всегда искренне улыбнулся и притянул меня ближе к себе; тёплые руки гладили меня по спине, ласкали шею, вызывая приятное покалывание на коже.

– Я думал, мы живём сегодняшним днём, – прозвучал над ухом его шёпот.

Точно. Как же давно я не вспоминала об этом правиле…

Калеб коснулся ладонью моей щеки и, поглаживая щёку большим пальцем, плавно приподнял мою голову, а сам наклонился ближе, заглянув в глаза:

– Какая разница, что будет завтра, Тейт? Сейчас есть мы. Здесь и сейчас…

Наклонился ещё ниже и нежно поцеловал в губы. Я ответила. Потому что хотела. Потому что есть мы. Здесь и сейчас. И какая разница, что будет завтра?..

Одно я знаю точно – Шейна больше не будет. Ни сегодня, ни завтра, никогда… Шейн покидает мою голову и сердце.

Я хочу быть с Калебом. Пока это возможно. Пока наши дороги не разойдутся.

Поцелуй. Сладкий, нежный, приятный… Калеб умеет наслаждаться каждым мгновением, каждой секундой, когда мы рядом.

Обвила руками его шею и привстала на цыпочки, припав к его губам сильнее, играя с языком, целуя всё глубже. Калеб опустил руки вниз и приподнял меня над полом: я обвила ногами его бёдра, и наши лица оказались на одном уровне.

Ни на секунду мы не отрывались друг от друга. Поцелуй становился ярче, сильнее, он разжигал во мне страсть. Кожу приятно покалывало, внутри всё дрожало, дыхание становилось тяжелее.

Калеб мягко опустил меня на кровать и вновь накрыл мои губы поцелуем. Я стянула с него футболку и коснулась руками гладкой горячей груди, плавными круговыми движениями перемещая ладони на спину. Мышцы под его кожей перекатывались, мне нравилось ощущать их напряжение.

Калеб целовал меня за ухом, опускаясь к шее, и одной рукой расстёгивал пуговицы на моей рубашке. Пришлось помочь ему с этим, и рубашка полетела в сторону. На этот раз Калеб не медлил, приподнял меня за талию, ловко расстегнул лифчик и отправил его следом.

Тёплые руки коснулись груди, губы припали к губам, и наши полуобнажённые тела прижались друг к другу.

Мне нравилось, как он целуется, нравилось, как он пахнет, нравилось, что он делает. Я хотела его… И больше ни одна сомнительная мысль не имела права поселяться в голове.

Губы Калеба осыпали меня поцелуями, плавно двигаясь по скуле и опускаясь к шее. Ещё ниже – к ключице и к груди. Изо рта вырвался приглушённый стон, когда Калеб прикусил зубами мой сосок. Я запустила руку в его волосы, мягкие и густые.

Язык оставлял влажные дорожки на моём животе и опускался всё ниже. Тело выгибалось от ласк и требовало больше. Пальцы Калеба расстегнули пуговицу и ширинку на моих джинсах. Я приподняла бёдра, и штаны полетели в общую кучу. Привстала на локтях. В серых глазах горело желание, страсть, такая яркая и мощная, что внизу живота болезненно заныло.

Калеб довольно улыбнулся, обнял меня за талию и притянул к себе, осыпая шею поцелуями и скользя руками по спине и ягодицам, забираясь под трусики.

– Тейт, – прошептал со сбившимся дыханием.

– М-м?.. – Что ещё за разговоры?..

– Хочу, чтобы ты услышала это. – Уложил меня обратно на кровать и навис сверху, плавно поглаживая внутреннюю поверхность моего бедра, так что тихие судорожные вздохи сдерживать было невозможно. Да и не нужно.

– Что? – пропыхтела едва слышно.

Калеб заглянул мне в глаза и улыбнулся со всей нежностью:

– Я люблю тебя, Тейт, – и затем поцеловал.

Ладонь коснулась моей промежности, и с тихим стоном я изогнула спину.

Калеб улыбнулся шире и страстно поцеловал меня в губы, одновременно запустив руку мне в трусики.

Наши вздохи – всё, что я слышала.

Бесконечные волны удовольствия – всё, что чувствовала.

Калеб – всё, о ком думала.

Трусики полетели в сторону, за ними джинсы и боксеры Калеба.

И на этот раз нам ничто не помешало. Никто не постучал в двери, и никто не позвонил на мобильный.

Калеб оказался во мне спустя долгое время незабываемых прелюдий, и пришлось вцепиться ногтями ему в спину и прикусить губу, чтобы приглушить болезненный стон – почти год у меня не было секса. Всё равно что девственности во второй раз лишиться. Но Калеб был нежен. Невероятно нежен и ласков. Ему не надо было ничего говорить, он понимал всё без слов. Читал меня, как открытую книгу. Двигался медленно и, лишь увидев, что я полностью расслабилась, перешёл к более быстрому темпу.

Он целовал меня до бесконечности… Я путалась пальцами в его густых волосах и забывала обо всём на свете. Всё вокруг тонуло в наших стонах. Музыка? Песня? Разве что-то играет? Ничего не слышно. Удовольствие, эйфория, наслаждение и Калеб – всё, о чём я могла и хотела думать.

Сейчас есть мы. Здесь и сейчас…

Здесь и сейчас.

Только мы.

Волны накатывали одна за другой, наши тела блестели от пота в тусклом мерцании свечей, Калеб двигался всё быстрее, пока мы оба не утонули в экстазе… И это было великолепно, незабываемо…

Только послевкусие почему-то осталось паршивое, и к Калебу оно уже никакого отношения не имело. Калеб был бесподобен. Всё дело в моей голове. В моей глупой бестолковой голове и в глупых мыслях. Только какая уже разница? Назад дороги нет.

Калеб нежно поцеловал меня в шею, затем сладко в губы и опустился на подушку рядом. Притянул к себе и зашептал что-то на ухо о своих чувствах.

А я просто не могла ответить ему тем же. Потому что не хотела лгать.

Так мы и уснули. Даже не помню, в какой момент просто опустила веки и отключилась.

Калеб ушёл с рассветом, помню лишь, как коротко поцеловал меня в губы, сказал, отсыпаться в заслуженный выходной и отправился на какую-то съёмку.

Разбудил меня звонок менеджера Кана часом позже, с известиями о том, что вчера утром у Шейна умер отец. И вместо того, чтобы лететь в Сеул к семье, которая, видимо, только когда случилось горе, вспомнила о существовании сына, он полетел на мой дебют.

«Всё это чушь! Всё это можно изменить, можно исправить, можно даже забыть, а есть вещи, которые уже никогда не изменишь, вот что важно! Есть слова, которые живут в сердце долгие годы, но так и не находят выхода оттуда! Есть чувства, которые ненависть и обида пропитали собой настолько, что ничего хорошего в них уже не осталось! Хочется выть! Хочется смыть с себя всю грязь! Хочется вернуться назад и сделать хоть что-нибудь… Хоть что-нибудь, мать твою, а не просто гнить в одиночестве и верить, что так будет лучше. Но вернуться нельзя…»