Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слёзы наворачивались на глаза под конец выступления, когда звуки моего соло заставили утихнуть всех. Только оно, только моё соло на моей «крошке» звучало в студии в эти секунды. В завершение ударила по всем струнам сразу, и публика взорвалась аплодисментами.
Меня продолжали поддерживать даже тогда, когда ведущий поднялся на сцену и вежливо попросил всех стать чуточку потише. А я тяжело дышала и улыбалась. Самой счастливой и самой настоящей улыбкой за последние несколько лет.
Теперь я официальная рок-певица! Отсчёт дней моей славы пошёл. И не важно, насколько тернист будет путь к вершине, я попаду на неё. Даю слово. Потому что теперь я точно уверена: сцена – моё призвание. Музыка – моё всё.
Ведущий пустил несколько шуток по поводу того, что тщательно подготавливался к нашей встрече, похлопывая себя по ярко-красной рубашке, задал несколько вопросов о том, каково это было – выступать здесь и сейчас, и после моих коротких заученных ответов для чего-то пригласил на сцену Шейна.
Студия буквально утонула в криках и аплодисментах. А я смотрела на Шейна предвзято и не без угрозы. Пусть только попробует что-нибудь выкинуть.
Сегодня кепки не было, на голове запланированный беспорядок, и даже оделся по-другому, ещё в гримёрке заметила на нём строгие чёрные джинсы (без дыр) и тёмную рубашку, застёгнутую на все пуговицы, включая рукава. Сок доплатил ему, что ли, за это? И вид какой-то совсем угрюмый, словно его в камеру пыток отправили, а не на выступление «любимой» девушки.
Злится. Всё ещё злится из-за нашего последнего разговора. Хотя и разговора особого не было. Была ярость в чёрных глазах и что-то ещё… что-то, что до сих не даёт покоя. Словно в тот раз я, а не Шейн, играла на стороне плохишей.
Ведущий и Шейн долго трепались и перебрасывались наигранными шуточками, как два старых лжеприятеля, а всё, что оставалось мне, – это смотреть на каждого по очереди и улыбаться время от времени, потому что обсуждать историю наших отношений заново не было уже никаких сил.
– Ну и напоследок, – сверкал улыбкой ведущий, – Шейн просто обязан поздравить Тейт с дебютом!
– Он потом меня поздравит, – ответила, неуверенно улыбаясь.
Шейн, выглядя всё так же мрачно, перевёл на меня тяжёлый взгляд. Ну точно. Всё ещё дуется.
И тут публика заскандировала:
– Целуй! Целуй! Целуй! – и до бесконечности.
Шейн сделал шаг ко мне с таким видом, будто его попросили выглянуть в окно и посмотреть, какая там погода, – ноль эмоций. Сегодня у нас по расписанию – маска хладнокровной сволочи.
Я не двигалась.
«А ты стой на месте, нарушь традицию».
Не поцелует ведь он меня здесь…
Или поцелует.
Публика продолжала требовать поцелуй. Камеры снимали. Шейн обнял меня одной рукой за талию, вторую руку запустил в волосы и притянул к себе. Карие глаза: жёсткие и решительные…
– Поцелуй меня, – прошептал Шейн, распалив мою кожу горячим дыханием. – Представь, что их здесь нет.
– Тогда я не хочу тебя целовать, – выдохнула тихо.
– Тогда это будет не по-настоящему. – Шейн притянул мою голову к себе и с силой накрыл мои губы своими.
Публика загалдела и завизжала, ведущий одобрительно захлопал в ладони, а Шейн целовал меня НЕ по-настоящему. Так… словно ему всё равно. Резко отстранился от меня, даже не взглянул в глаза, попрощался с публикой и ушёл со сцены.
* * *
Больше меня не задерживали. Кан сказал, что сам ответит на вопросы журналистов, меня поблагодарил за отличную работу и отпустил отдыхать.
Машина для нас с Шейном ожидала на улице, во внутреннем дворе, на закрытой территории, так что фанатов здесь не было. Шейн подпирал задом капот и выглядел ещё более мрачно, чем полчаса назад. Отстукивал пальцами по кузову и пинал носком ботинка асфальт. Нервничает.
Бросил короткий взгляд на меня. Я решительно шагнула к машине, не сводя с него напряжённого взгляда. С ним что-то не так. И на этот раз дело не только во мне. С Шейном что-то происходит. У него на лице так и написано: «Ещё секунда, и будет взрыв».
– Что случилось? – Наивная, думала – ответит.
Шейн выпрямился без слов и шагнул к задней двери. Открыл для меня:
– Садись.
Я не двигалась с места:
– А ты?
– У меня дела.
– В двенадцать ночи?
Тяжёлый взгляд на меня:
– Да. Садись.
Что не так с его глазами?.. Взгляд как у утопающего.
Сделала к Шейну несколько шагов. Тот устало вздохнул, захлопнул дверь авто, провёл ладонью по лицу и устремил взгляд к небу.
– Куда ты собрался?
– Какое тебе дело?
Невольно нахмурилась и подошла на шаг ближе:
– Кан знает?
– Нет. И не должен. Садись и уезжай. С шофёром я договорился. – Шейн немного помолчал, затем раздражённо вздохнул и круто повернул ко мне голову: – Ну же, Миллер, садись давай! У меня нет времени!
– А ты на чём поедешь? – не отставала я.
– На такси.
– Всё ещё злишься за то, что было в номере?
Я была серьёзна, а Шейн вдруг невесело улыбнулся и сделал шаг навстречу. Плохая… плохая-плохая улыбка.
– На что? – Шейн издал горький смешок. – На то, что и слова мне вставить не дала, или на то, что ноги не раздвинула?
Громкий хлопок, и голову Шейна слегка развернуло. На щеке расцветало красное пятно от моей ладони, но он и не думал его касаться.
– Какое же ты дерьмо, Бенсон! – В каждое слово вложила максимум омерзения.
– Спасибо, – горько усмехнулся Шейн, сверкая улыбкой безумца, – для меня это не новость.
Я снова вознесла ладонь к небу, но на этот раз Шейн перехватил руку за запястье, резко одёрнул вниз и рывком притянул меня к себе.
– Новый уровень, Миллер? Теперь драться будем?
Я не отвечала. Твёрдо смотрела ему в лицо и ощущала себя самым жалким существом на планете. Да, я жалкая. Прямо сейчас, в эту минуту, сама выгляжу ничем не лучше, чем Бенсон, у которого, судя по всему, окончательно от моего присутствия крышу сорвало.
Выдернула руку и сделала шаг назад.
Всё во мне бушевало. Смесь чувств. Злость на него, на саму себя… Обида непонятно за что… И жжение в глазах.
Нет. Слёз не будет.
– Вали куда хочешь! – Открыла переднюю дверь машины, собираясь сесть, но Шейн схватил меня за локоть и захлопнул дверь обратно.
Оттянул меня в сторону, подальше от ушей водителя и света фонарей.
– С чего вдруг?! – цинично усмехнулась я. – Мы ведь пара! Можем позволить себе афишировать ссоры!