этапе изображения императора и монаха Саввы. Это привело к изменению образов императора: Дука стал Вотаниатом. Впрочем, нам нет нужды задерживаться на этих подробностях. Что действительно интересно для настоящей темы, так это данное Думитреску определение данной рукописи – une afaire d’eunuques[949]. Вдобавок к тому, что первоначальным ее заказчиком, возможно, был евнух Иоанн Сидский, Думитреску утверждает, что три из четырех миниатюр содержат изображения евнухов. На изображении императора с четырьмя придворными самый привилегированный сановник, стоящий по правую руку от него, может быть идентифицирован как евнух: он безбород, а в надписи назван протопроэдром и протовестиарием[950]; его одежда также выделяет его среди других придворных. Преподобный Савва тоже изображен с гладким лицом, так что и его можно принять за евнуха[951]. Изображение, которое вызывает наибольшие дискуссии относительно самоидентификации евнухов, – это миниатюра с императором и Иоанном Златоустом справа от него и архангелом Михаилом слева: Златоуст читает свои гомилии императору. Однако на миниатюре присутствует еще один человек: у ног императора, слева от него, распростерта маленькая фигурка мужчины. По одежде он похож на монаха, но представлен безбородым, так что его можно считать евнухом. Надпись, сопровождающая это изображение, указывает на то, что он был γραφεύς этой рукописи, что обычно понимается как обозначение художника-миниатюриста, хотя данный термин может обозначать и писца. В тексте надписи архангел ходатайствует за этого γραφεύς, прося вместе с Златоустом, чтобы император выказал ему благосклонность и поддержку. Связь между ангелом и γραφεύς очень ясно подчеркнута и изображением: первый не только говорит от имени второго, но и указывает на него обращенной вниз рукою, так как оба они расположены слева от императора. Тот факт, что γραφεύς находится слева, кажется весьма значимым, так как просители обычно помещаются по правую руку от главных персонажей, чтобы занять более почетное положение[952], – похоже, что γραφεύς был намеренно помещен здесь слева, чтобы подчеркнуть его связь с ангелом. Если γραφεύς действительно был евнухом, то выбор ангела в качестве его главного заступника имеет особое значение, ведь ангелы, как замечает Думитреску, в некотором смысле были покровителями евнухов[953]. Как уже было показано в настоящей главе, в византийском обществе определенно проводилась четкая параллель между евнухами и ангелами. Можно предположить, что γραφεύς использовал эту параллель в своих интересах (любовь русских скопцов к образам архангела Михаила, возможно, свидетельствует о подобной же стратегии) Несмотря на скромный масштаб визуальной саморепрезентации, γραφεύς обладал достаточной властью, чтобы представить архангела Михаила говорящим от его имени. В отличие от изображения препозита и сакеллария Льва, образ γραφεύς делает достоинством его ненормальный физический облик. Такой месседж могло оценить всё византийское общество. В свете этого случая, возможно, покажется важным, что Лимбургская ставротека, связанная преимущественно с Василием Лакапином, была украшена изображениями ангелов[954], – Пенчева утверждает, что «Василий видел себя среди этих небесных ангельских стражей»[955].

Еще один предмет, который имеет отношение к проблеме византийских евнухов, создающих свой собственный образ, привлек внимание ученых совсем недавно. Это энколпион (нагрудная иконка) из золота с эмалью, датируемый XII веком и изготовленный для проэдра Константина – вероятно, евнуха[956]. Когда его створки открыты, получается триптих: внутренние стороны створок становятся боковыми панелями. На центральной панели изображен Деисус: Христос восседает на троне, справа к Нему обращена с мольбой Богородица, а слева – Иоанн Предтеча; в верхних углах изображены полуфигуры архангелов Михаила (справа) и Гавриила (слева). Опять же, слева от Христа, у его ног, изображена другая фигура – коленопреклоненный Константин, который правой рукой касается левой стопы Христа. На створках триптиха изображены двенадцать апостолов, по шесть на каждой, парами в три ряда. Проэдр Константин идентифицируется по надписям на петельке в верхней части энколпиона («Господи, помоги Твоему рабу Константину проэдру») и под главной сценой («Спаси мя, Спас, проэдра Твоего – слугу: / Мать умоляет с ангелами и друзья»). Поскольку Константин изображен безбородым, вполне вероятно, что он был евнухом[957]. Как и в случае с уже обсуждавшимися изображениями придворных евнухов, ясно, что одежда Константина была передана очень тщательно: он изображен в плаще (хламиде) с декоративной нашивкой (тавлионом), а также в головном платке[958]. Снова заказчик-евнух выказывает стремление продемонстрировать свой социальный статус и близость к могущественным святым. Как и на миниатюре с γραφεύς в Paris. Coislin 79, здесь присутствует акцент на теме ангелов, которые добавлены к традиционной сцене Деисуса. И точно так же, как тот γραφεύς, Константин расположен слева от Христа, хотя, возможно, в данном случае это было сделано по эстетическим соображениям[959].

Следовательно, всё же существуют возможности найти доступ к самоидентификации византийских евнухов[960]. Следует также понимать, что она не ограничивается лишь саморепрезентацией текстовой или визуальной, но может быть выявлена и в описаниях их действий. Как уже было отмечено, евнухи могли брать на себя роль патронов монастырей или рукописей. Это указывает на то, что они разделяли ценности своего общества, а также использовали его механизмы саморепрезентации.

Невизантийские взгляды на византийских евнухов

Последний аспект образа и идентичности евнухов в Византии, который следует изучить, – как невизантийцы реагировали на византийских евнухов. Это, в свою очередь, поднимает вопрос о том, как сама Византия воспринималась другими культурами. Однако в данном разделе речь пойдет главным образом о реакции западных христиан[961]. Это связано с тем, что западный христианский мир был меньше знаком с евнухами. Хотя кастрация не была чем-то неизвестным в западных королевствах, институт придворного евнуха здесь исчез (хотя и был воспринят норманнами на Сицилии).

Впрочем, правда, что византийские евнухи иногда отправлялись на Запад. В середине 760-х годов евнух Синесий был одним из послов, отправленных к франкам для обсуждения брака Льва, сына Константина V, с Гизелой, дочерью Пипина, а также вопроса об иконах[962]. Позднее, в VIII веке, императрица Ирина отправила евнуха Елисея на Запад наставлять дочь Карла Великого Руотруду, которая была помолвлена с сыном Ирины Константином VI[963]. Аналогичным образом в Х веке, во времена Оттона I, византийские евнухи прибыли на Запад, чтобы подготовить его племянницу Хедвигу, обрученную с Романом, сыном Константина VII[964]. Евнухи могли отправляться послами на Запад, как, например, Соломон в Х веке[965]. Кроме того, византийцы, переехавшие жить на Запад, могли привозить с собой евнухов, как, например, Мария Аргиропула, которая вышла замуж за сына венецианского дожа в XI веке и жила в Венеции[966].

Несмотря на эти появления евнухов на Западе, несомненно, что