от Титая поцелуй. Самый сладкий и честный. — Для начала тебе придется ехать верхом…

Совсем недавно таким людям, как Джахан, не было места в Великой Порте, когда султан Челеби решил, что его доля — примирять народы, слушать поэтов и музыкантов, строить мечети и приветствовать в своих землях тех, кто не знает имен Мухаммеда или Аллаха. Но несколько лет назад все изменилось: на престол взошел Мурад — против воли Византии и Венеции. Силами таких, как он, Великий посол Империи. И теперь, прячась в тени одного из деревьев от утреннего солнца, он чувствует, как за его спиной происходит что-то по воле султана. И по его собственной.

Торговцы прячут товары в повозки у главных ворот, воины седлают лошадей и охраняют рабов. Тут нужно быть внимательнее — они и без того потеряли в этом городе троих. Хотя нет, уже одного. Посол расплывается в самодовольной улыбке, когда ему подносят кувшин с водой. Дорога их ожидает долгая.

— Собираетесь куда-то?

Джахан явственно ощущает, как в горле застревает кость. Но он сейчас не обедает, а костью этой становится княжеский голос.

Не только посол может прятаться в тени, не только у него есть свои глаза в этом городе. У Алексея здесь глаз куда больше. Он не удивлен поспешными и скрытными сборами посольства, так же как Джахан не был удивлен генуэзским гонцом. Алексей стоит буквально в паре шагов позади, его руки сцеплены за спиной в позе расслабленной и беззаботной, а на лице играет вежливая улыбка. Только от взгляда веет настоящим северным холодом.

— Неужели не по нраву пришлась столица? Счастье мне: я успел застать вас до отъезда. А могло ведь так случиться, что я и вовсе не смог бы вас проводить. Сегодня мне приходится отбыть в Каламиту, как вы, верно, уже знаете.

Посол никак не меняется в лице, когда слышит голос Алексея, только чуть поворачивает голову в его сторону и, мерно кивая, тягуче рассказывает о том, что в столице ему понравилось и что он будет рад вернуться сюда еще. Улыбка не пропадает с привыкшего к самым разным встречам лица. А взгляда не показывает, потому что злится. Впрочем, с кем не бывает?

Джахан, конечно, понимает, что князю требуется срочно отбыть, ведь дела у правителя могут быть самые неожиданные. Да и кто он такой, чтобы задерживать Алексея. Резким жестом посол гонит прочь раба с кувшином и шагает, переваливаясь, из тени. В прошлый раз от такого общества приходилось избавляться несколько часов. К счастью, этот разговор у них последний.

— Великая Порта приносит свои глубочайшие извинения за то, что посольство вынуждено так спешно покинуть город. Неотложные, понимаете, дела. — Джахан сплетает пальцы у узорчатого пояса, время от времени покачивая головой. Не задумал ли этот князек чего? Пусть просто отпустит уже восвояси.

— Разумеется. Как не понять. — Алексей с трудом сдерживается, чтобы не подтрунивать над собеседником открыто, когда у того на лице проявляются еще более явные оттенки тревоги.

— Прошу простить, — намекает Джахан.

— Прощаю. — Алексей улыбается шире, делая вид, что вовсе не понимает невысказанной просьбы выдать свое великокняжеское позволение.

— Разрешите откланяться. — Джахан теряет терпение, широко раздувая ноздри.

— Разрешаю, — Алексей кивает, соглашаясь слишком просто, и больше ничего не говорит.

Джахан щурится:

— И еще одна мелочь… — Он оборачивается к князю, поднимая указательный перст.

— Да, господин посол? Я вас внимательно слушаю. — Князь настолько учтив, что послу становится уже не тревожно, а по-настоящему дурно. Даже волосы под тюрбаном поднимаются дыбом.

— Мой слуга… Тот, что доставил вам немало хлопот. Откуда мои люди могут забрать его? Для, так сказать, наистрожайшего суда в столице Империи.

Алексей улыбается и разводит руками. Лицо Джахана становится кислым, как весенний виноград, а шея втягивается в плечи: ему мерещится, что вот-вот крепкая готская рука похлопает его по спине, как старого приятеля. Разумеется, такому ужасу подвергать дорогого гостя князь не собирается. Впрочем, от следующих его слов левый глаз посла начинает подозрительно подергиваться, а мешки под обоими наполняются уже не только следами бессонницы, но и откровенной ненавистью к проклятущему Доросу.

— Не стоит беспокоиться! Юноша и вправду доставил мне многовато хлопот. И я его продал.

— Продали?

Мимо проезжает обоз с провизией, подготовленной к отбытию посольства. Алексей подхватывает из корзины, прикрытой тканью, сочное мангупское яблоко и впивается в него зубами.

— Так и есть.

— Кому же, прошу меня простить? — посол цедит сквозь зубы, багровея от злости.

— О, прощаю великодушно. Третий раз извиняетесь, и абсолютно без повода. Уверяю, мне было совсем не трудно. Продал великому хану Хаджи Гераю. Господин посол, вам нехорошо? — Алексей участливо поддерживает собеседника под локоть, провожая к скамейке.

Посол в годах. Должно быть, изрядно утомился за долгие путешествия.

— Да, я… Нехорошо, да. — Джахан протирает взмокшее лицо дрожащим в руках белым платком. — Этот юноша, он… Он принадлежит высокому человеку по ту сторону моря, понимаете?

— Вот как? — отзывается князь.

— И мне… Нет, нам обоим необходимо вернуть его в столицу, иначе — беда. — Красноречие посла вдруг заканчивается.

— Ну, беда так беда. — Алексей щурится, уже не пряча искреннего веселья. — Но не переживайте! Я разрешу эту незначительную проблему. Вам действительно повезло завязать со мной такую крепкую дружбу, господин посол. Ваши подарки прямо-таки растопили мое сердце. Так что я вам помогу: мы с ханом в неплохих отношениях, и я с удовольствием лично представлю вас его двору. — Князь выдерживает долгую паузу, прежде чем мстительно закончить речь: — Сразу же, как только вернусь из Каламиты.

Джахан понимает сразу две вещи: владыка Дороса знал обо всем, вообще обо всем, и молчал; а еще тот день, когда посол решил, что Таврия — легкая добыча, должен быть проклят небесами.

Сборы занимают много времени. Слишком много для того, кто торопится. Алексей позволяет до блеска начистить сбрую, пережидает жаркий полдень, а потом и вовсе решает, что после обеда садиться в седло — гиблое дело.

Вместо этого он остается с Василиной. Они отдыхают в беседке неподалеку от главных ворот. Рядом играют маленький Алексей и Менгли. Сын хана вскрикивает, когда его укладывают на лопатки. Резные украшения на кончиках темных волос на мгновение подскакивают над землей. Менгли хитро щурится, прежде чем удачным и, если судить честно, довольно подлым приемом сбивает противника с ног. Княгиня наблюдает за ними, но ничего не говорит. За последние дни двое мальчишек успели подружиться, хотя до этого не виделись почти ни разу. Что неудивительно, учитывая то, как они похожи на отцов.

— Я возьму