меня допрашивали после смерти Дэвида, видел фотографию места преступления с окровавленными тряпками. Думает он, что я убила Дэвида, или нет, не знаю, но он использовал такие же тряпки, чтобы сыграть со мной в психологическую игру.

— Кто нашел тело Дэвида?

— Какой-то охотник наткнулся на то, что осталось от него, примерно две недели спустя. Он нашел пирамиду из камней над местом, где я похоронила Джонни, а кровавая приманка все еще висела на дереве. Это делало смерти двух человек подозрительными. Он вызвал полицейских из Блэк-Эрроу-Фоллз, а потом из Уайтхорса прилетели криминалисты.

— Что заставило их допросить тебя?

— Я… я стреляла в Дэвида раньше.

— О господи, Сильвер…

— Это был просто предупредительный выстрел, когда Джонни было два года. Я прозрела, я начала видеть Дэвида таким, каким он был, и я хотела, чтобы он убрался к черту из моей жизни. Он угрожал мне, поэтому я не подпускала его к моему дому. Я стреляла, чтобы отпугнуть его. Он пытался обвинить меня в покушении на его жизнь. Тогда полицейские в первый раз допросили меня. Этот факт был занесен в протокол. Поэтому они подумали, что у меня мог быть мотив. — Секунду помешкав, она добавила: — Они думали, что я могла убить своего собственного сына.

Гейб хранил гробовое молчание, прокручивая в уме ее слова. Рассеянно потирая большим пальцем приклад винтовки, он посмотрел на серебристую снежную долину.

— Начнем вот с чего… почему ты связалась с этим Радкиным? — Ему нужно было это знать, чтобы все понять.

Она тяжело вздохнула.

— Он приехал в поселок, когда мне было восемнадцать. Мой отец недавно умер, и я жила одна. А Дэвид… Он мог быть таким обаятельным. У него были невероятные глаза, и улыбка… и никакой крыши над головой… до этого я никогда не была с парнем, Гейб. Он заставил меня почувствовать себя особенной. Он переехал ко мне. Каждый раз, когда Дэвид прилетал в Блэк-Эрроу-Фоллз, он привозил мне подарки. Я же особо не задумывалась о его бутлегерстве. В этом не было ничего противозаконного. Совет племени объявил в поселке сухой закон, запрещавший продавать спиртное в его черте, но ничто не мешает людям покупать выпивку где-нибудь в другом месте. В общем, Дэвид принимал заказы, брал у людей наличные, покупал спиртное и регулярно доставлял его самолетом. Он закупал в Уайтхорсе ящики пива и виски, фрахтовал там самолет. По его словам, он просто оказывал желающим необходимую услугу. Лишь после того как я забеременела, шоры слетели с моих глаз, и я поняла, что он на самом деле делал с моим народом. К тому времени он стал привозить и вещи покрепче. Его личность постепенно менялась. Однажды утром он ударил меня, всего раз, по лицу. Я сказала, чтобы он убирался и никогда больше не приближался ко мне. Никто не смеет бить меня, Гейб. Я… я заслуживаю лучшего. Мой сын заслуживал лучшего.

Его глаза пылали гневом. Радкин использовал ее. Такая мудрая и опытная по части законов дикой природы, она была девственно наивна в том, что касалось повадок таких типов, как Дэвид Радкин.

— Он вернулся снова, когда Джонни было четыре года. И в тот раз поселок помог мне, стал оберегать от него меня и моего сына. Полиция не собиралась пресекать его «деятельность», поэтому это сделали сами жители поселка. С них было довольно исковерканных судеб. Они не хотели, чтобы он приезжал к нам.

«Они защищали своих соплеменников, — подумал Гейб. — Смыкали ряды. Похоже, они с самого начала видели, что он делал с Сильвер. Как использовал ее дом как место для ночлега, как женщину для постели на одной из своих многочисленных остановок, где продавал спиртное отдаленным поселкам и коренным народам по всему Северу». В животе Гейба зашевелился свирепый гнев.

— Но он снова вернулся пять лет назад и забрал твоего сына?

— Я никогда не узнаю, было ли это сделано только для того, чтобы наказать меня. Или же все-таки какая-то часть его действительно хотела побыть со своим сыном. Я никогда этого не узнаю, — прошептала она.

— Так вот почему твой шрам не был зашит должным образом… ты не сообщила об изнасиловании или нападении, я прав?

— Мне пришлось бы рассказать полиции, что я там была. Мне пришлось бы предстать перед судом, Гейб. А присяжные мне явно не сочувствовали бы… — она еле слышно выругалась. — Я сделала это в целях самообороны, и я знаю, что суды могут расценить это иначе. Я заплатила свою цену, Гейб. Я настрадалась. Я лишилась ребенка. Я ношу в себе чувство вины, и оно разбивает мне сердце. Каждый божий день моей жизни несет в себе страх разоблачения.

Она вытерла блестевшие на ее щеках слезы.

— Медсестра в клинике помогла вылечить мои раны и избежать заражения. Город помог мне скрыть это от полиции. Когда я сообщила полицейским, что Дэвид похитил моего сына, они даже пальцем не пошевелили. Они не смогли помешать Дэвиду своей выпивкой портить город. Полиция ни разу не заступилась за меня, Гейб. В Блэк-Эрроу-Фоллз младшие офицеры сменяются каждые пару лет. Мы им неинтересны. Они не понимают это место, его людей, его обычаи, его историю. Как я могла ожидать, что они поймут, что случилось со мной?

Таким образом, никакого заявления о сексуальном насилии Радкина в отношении Сильвер подано не было. Никакой экспертизы полученных ею травм. Никаких улик не осталось. Теперь это было ее слово… против чьего?

В голове у Гейба прошелестели сказанные Сильвер слова: Но ты скрыл бы правду, если бы знал, что это сойдет тебе с рук? Если бы не было абсолютно никаких свидетелей?

Он тяжело вздохнул. Разве правосудие не свершилось? Неужели она не заплатила сполна? Какая выгода для системы уголовного правосудия и дальше наказывать ее? Она не представляла угрозы для общества. Не было никакого смысла поднимать этот вопрос снова. Дело закрыто. Навсегда.

Пока только он и Сильвер знали об этих окровавленных тряпках рядом с телом Старого Ворона.

Фотографии… он сделал снимки. Может, закопать улики?

На него накаталась зловещая тошнота.

Он — полицейский.

Гейб глубоко вздохнул. Где проходит эта чертова линия? Он переступил через что-то внутри себя еще там, в заснеженном лесу в Уильямс-Лейке больше года назад. Он перешел эту черту снова здесь, в Блэк-Эрроу-Фоллз, когда отправился с ней охотиться на человека, в самых потаенных уголках своей души зная, что если найдет Стайгера, то непременно убьет его.

Отличает ли это его от нее?

Что, если он больше недостоин быть полицейским?

В любом случае,