Копано поднимает с кровати матрас, потом стаскивает его на пол. И выпрямляется, оценивая дело своих рук, но не видит того, что ожидал найти. Пожимает плечами и проходит к двери, не глядя на меня своими глубоко посаженными глазами, его взгляд обращен внутрь.

Джосайя тоже не смотрел мне в глаза, но постоянно поглядывал на Сэма. Моя неуверенность нарастает, соседствуя с тревогой из-за Меган. Она до сих пор не позвонила, а ведь прошло уже больше суток. А если мои подозрения на ее счет все-таки оправданны?

В доме не осталось никаких следов приезда полиции. Девочки, должно быть, уже позавтракали и теперь на лужайке перед домом помогают Элизабет стирать в лохани постельное белье. Общими усилиями они выкручивают простыню. Элизабет забирает ее у них, вешает на дерево, и она становится похожей на парус, ослепительно-яркая на фоне листвы.

В нашей комнате Адам застегивает рубашку и одновременно прожевывает кусок хлеба. На нем крепкие ботинки и брюки из плотной ткани, которые он взял с собой на случай сафари. Тогда он не подозревал, что эта одежда понадобится для поисков маленького сына. Сегодня Адам выглядит спокойно и двигается целеустремленно, будто готовится к экспедиции. Вчера он обвел на карте наш дом окружностью радиусом двадцать километров и разделил получившийся круг на восемь частей. Каждый день он намерен проходить по одному из секторов. Может, разделенное на части пространство внушает Адаму меньше робости перед его размерами, но эти границы лишь видимость. Как они помогут справиться с многими милями буша и его бездорожьем? С таким же успехом можно пытаться в одиночку обыскивать Шотландию. Эта задача невыполнима.

Проходя мимо меня, Адам закидывает на плечо рюкзак, который описывает короткую дугу в воздухе и задевает мой висок. От боли на свободу вырывается моя ярость.

— Ты хоть раз задавался вопросом, можно ли было всего этого избежать?

Адам, потянувшийся было ко мне, замирает, его лицо становится озадаченным, а через мгновение — настороженным.

— Ты о чем?

Он глядит на меня и ждет подсказок.

— Тебе не приходило в голову, что, если бы ты не потащил меня за собой в эту проклятую поездку, наш сын сейчас был бы с нами?

Теплая струйка стекает сбоку по моему лицу. Видимо, пряжка рассекла мне кожу.

Адам смотрит на меня так невозмутимо, будто и не слышал моих слов. Голос Зоуи за окном кажется радостным. Поют птицы, неутомимо стрекочут цикады. Это фоновый шум нормальной жизни, хотя нашу нормальной уже не назовешь.

Лицо Адама мрачнеет, брови сходятся на переносице.

— Я не собирался приезжать сюда с младенцем. Ты забеременела тайком. Помнишь?

Под конец фразы его голос взвивается, дыхание становится частым. Мы не ссорились несколько месяцев, а теперь мгновенно перешли в состояние войны.

— Это тебе, черт бы тебя побрал, хотелось еще одного ребенка! — кричу я.

— Какого хрена ты не дождалась, когда закончится эта поездка? — орет он в ответ. — Вместо того чтобы делать все по-своему у меня за спиной!

Адам в ярости швыряет рюкзак на постель и сшибает лампу на тумбочке, она падает на пол, лампочка разбивается, раскалывается тонкий деревянный цоколь. В коридоре слышатся шаги. Они останавливаются возле самой двери, выдвигаются ящики шкафа. Пео вынимает чистое белье из комода возле нашей комнаты, чтобы застелить постели. Мы глядим друг на друга и тяжело дышим. Ящики задвигаются, шаги Пео удаляются и наконец затихают.

Адам шагает ко мне, вблизи от него несет аммиаком, как от лошади. Он не мылся несколько дней. Лицо обросло темной щетиной. Он пинает дверь, и от этого яростного жеста у меня вздрагивает сердце, но вместе с тем нарастает гнев.

— Какого черта ты творишь, Адам? Открой эту гадскую дверь! — Я пытаюсь пройти мимо, но спотыкаюсь о выставленную ногу и валюсь на постель. Адам наклоняется и прижимает меня к матрасу. Я не могу пошевелиться.

— На самом деле ты не хотела больше детей, ведь так? Ты всегда была чертовски осторожна. Думаешь, я поверю, что это вышло случайно? — Адам удерживает мою голову в ладонях и швыряет слова прямо мне в лицо. Его красные глаза так близко, что я вижу в них расширенные кровеносные сосуды. Он превратился в кого-то другого. Или стал собой, как только оказался сорванным наружный покров?

— В какой-то момент ты решила меня использовать. Как думаешь, приятно было это сознавать?

— Не глупи. Произошла ошибка. Я же говорила. — Я пытаюсь высвободить руки и вижу отражение мыслей на лице Адама, всего в нескольких дюймах от моего. И догадываюсь, что последует дальше. Мы и раньше ссорились в постели, но то была игра. А теперь — нет. Что, если я подчинюсь? Прекратит ли это хоть на минуту его мучения? Выжжет ли воспоминания о моем проступке? Я вижу, что Адам заметил мое замешательство и расценил его как согласие. Чуть отстранившись, он расстегивает молнию на брюках, и в этот миг между нами с невинной улыбкой всплывает лицо Сэма. Сэма, который был зачат в минуту любви и в порыве страсти, что бы там ни думал Адам.

Я пытаюсь вывернуться, но он задирает подол моего халата. Я отбиваюсь, но Адам быстро справляется со мной. Это больно, но через секунду мне уже все равно. Меня захватывает жар его желания, теперь я тоже этого хочу. Все остальное меркнет и исчезает. Несколько минут я не думаю ни о чем, кроме того, как зло в меня вторгается Адам. Даже давящая тяжесть его тела как раз такая, как надо. Открыв глаза, я вижу дикий взгляд и криво разинутый рот. Я снова опускаю веки, но исступление уже прошло, желание, вспыхнувшее было во мне, погасло. Я жду конца. Еще немного, и Адам содрогается, вскрикивает, резким движением освобождает меня и, отделившись, падает рядом.

Понемногу в мое сознание просачиваются птичье пение, детские голоса и приглушенный шум из кухни. Адам лежит отвернувшись, его плечи дрожат. Он плачет. Голоса слышатся громче. Дети возвращаются в дом. Я переворачиваюсь, заставляю себя встать с постели, раздеться и принять душ. Вода течет по телу, пока не становится совсем холодной, вызывая у меня дрожь. Когда я выхожу из душа, Адама в спальне уже нет.

Я приношу совок и метелку, чтобы убрать разбитую лампу, и пока сгребаю в кучку щепки и осколки стекла, представляю, что заметаю разбитые старинные весы, сломанный механизм которых не подлежит ремонту.

Ботсвана, март 2014 года

Пролетает утро. Двигаться больно, будто меня избили. С экрана опять все с той же полной надежды серьезностью на меня смотрит Сэм. И бегущая строка под его снимком та же, что и вчера. Глаза жжет, и я их закрываю. Эти слова я уже знаю наизусть.

Пео приносит мне чай и на несколько секунд кладет руку на мою голову. Сквозь волосы я чувствую кожей тепло ее ладони. Она умеет читать знаки? Поняла, что произошло? А я сама? Насилие и слезы, и его, и мои, эхом звучат в моей голове, но само событие размыто, его место занял сплошной черный фон. Травма сегодняшнего утра слилась с предыдущей, и теперь бремя, которое я в себе ношу, стало намного тяжелее и страшнее.