— Тальберт в этой игре — лишь мелкая сошка. Настоящий предатель — это Ровингтон. Но он умно использует окружающих меня людей как барьер между своими манипуляциями и результатом. Я не дам ему ускользнуть, не заплатив за это.

— Вы его убьете?

Герцог, казалось, удивился, а потом ответил:

— Не знаю.

— Не дайте ему себя убить, — умоляюще сказала она, вдруг испугавшись такого исхода.

— Я ему не позволю, Сара, — ответил он, улыбнувшись. — А теперь уже поздно. Ложитесь в постель. Идите же, — настаивал он, словно она была ребенком.

— А вы придете?

— Мне нужно еще кое-что написать, — ответил он и, подойдя к подаренной ей шкатулке, вынул перо и бумагу.

— Последние инструкции?

— Это будет разумно, хотя мои дела всегда в порядке. Просто еще несколько распоряжений. Кроме того, я запишу наш сегодняшний разговор.

Саре хотелось забыть все и притвориться, что в этом нет необходимости и что вся эта ситуация не заслуживает особого внимания. Однако серьезность Гэвина, с которой он сел за стол и начал писать, убедила ее, что это невозможно.

Словно во сне, она вошла в спальню и, раздевшись, забралась под простыни. Повернувшись на бок, она стала смотреть, как Бейнтон пишет, склонившись над столом.

Придет ли он к ней?

И что она станет делать, если он придет?

Она все еще чувствовала жар их сегодняшнего поцелуя… И знала, что если он придет, то она даст ему то, что он просил. При этой мысли у нее в животе похолодело от страха, но уже не такого сильного, как раньше. Она знала, что может быть спокойна. Таков был их договор. Она не только должна была дать это Гэвину по условиям сделки — ей самой хотелось доставить ему удовольствие. Она ждала его.

Но в какой-то миг незаметно для себя она уснула.

Внезапно проснувшись, Сара увидела, что гостиная едва освещена тусклым светом почти догоревшей свечи, а сама она лежит в кровати одна.

Сначала она подумала, что герцог ушел. Встав с постели, она, крадучись, вышла в гостиную. Гэвин растянулся на обитом тканью стуле, положив ноги в сапогах на другой стул. Пиджак и жилет он снял, узел шейного платка ослабил, но было видно, что ему все-таки очень неудобно.

На столе лежали три сложенных листа бумаги. На каждом было написано: «В случае моей смерти», и они были адресованы трем разным людям. Одно предназначалось лорду Ливерпулю. Второе — младшему брату Бену. А третье было адресовано ей…

— Вы напоминаете мне одну из историй, — глубокий голос Бейнтона застал ее врасплох, — которые, бывало, рассказывала мне няня, — о феях, прилетающих ночью и подсчитывающих грехи маленьких мальчиков. Вот только я никогда не думал, что феи могут быть так прекрасны.

Первым порывом Сары было прикрыть наготу, но тогда о каком доверии шла речь? Она опустила руки.

— И что эти феи делали с мальчиками?

Он тяжело сбросил ноги со стула и выпрямился.

— Они уносили их с собой, крали их души, и больше никто никогда о них не слышал.

Его жаждущий взгляд окинул ее с ног до головы. Она почувствовала, как налились и затвердели ее груди.

«Это все из-за ночной свежести», — мелькнуло в ее голове.

Но она знала, что это не так.

— Пойдемте в постель, — сказала она и протянула руку.

Гэвин встал и, взяв протянутую ею руку, вошел за ней в спальню. Пока он раздевался, Сара обошла кровать с другой стороны.

Она нырнула под простыню. Фигура Гэвина загораживала пробивающийся из гостиной свет. Сара закрыла глаза, прислушиваясь к стуку сбрасываемых сапог и шороху стягиваемой одежды.

Комната наполнилась им — его пряным ароматом, исходящей от него мужественностью, его личностью.

Он не забрался к ней под простыню, а растянулся рядом, прикрывшись покрывалом. Под их телами матрас прогнулся, и ее качнуло к нему, так что теперь только простыня отделяла ее от жара его тела.

Подложив подушку под мышку, герцог подпер голову рукой.

Лежа с закрытыми глазами, Сара ждала, что он ляжет на нее. Но он не двигался.

Она открыла глаза. Он смотрел на нее. Увидев, что она заметила это, он улыбнулся. Кончиком пальца Гэвин нежно провел по контуру ее нижней губы. Ей стало щекотно.

— Вы не хотите наконец завершить это дело? — спросила она голосом, хриплым от страха и предвкушения.

— А вы этого хотите?

— Я готова, — ответила она.

И это была правда. Она была полна решимости довести дело до конца.

— Так прекрасна, — прошептал он. Его пальцы нежно обвели изгиб ее шеи и опустились к груди. Он накрыл ее своей ладонью, и от жара его руки ее сосок затвердел под гладкой тканью простыни. — И так напугана…

— Я пытаюсь не бояться, — сказала она в свою защиту. — Сейчас мне лучше, чем прошлой ночью.

— Это правда.

— Это не из-за вас.

— Я знаю.

Произнося эти слова, он смотрел не на нее, а на свой большой палец, обводивший по кругу ее сосок. Несмотря на простыню, это движение вызывало у Сары острое желание, предвкушение, жажду.

Гэвин потянул простыню вниз, обнажая ее грудь.

Сара вздрогнула, но заставила себя не двигаться, как раньше, в гостиной. И так же, как тогда, это помогло ей ощутить доверие к нему.

Он внимательно смотрел на нее, словно ожидая приступа паники, — но она чувствовала себя лучше. Разве он этого не видит? Потянувшись, она положила руку ему на щеку. Его бакенбарды мягко щекотали ей ладонь. Она прижалась губами к его рту.

Он притянул ее ближе, но их все еще разделяла простыня.

Она позволила ему поцеловать ее так, как он сделал это в Воксхолле, а затем, удивившись сама себе, несмелым, приглашающим движением коснулась его языком. Гэвин ответил на приглашение, и несколько мгновений у них было одно дыхание на двоих.

Его рука скользнула по изгибу ее бедер и ягодицам. Она приказала себе расслабиться. Все будет хорошо, если она просто расслабится.

Он провел губами по ее шее. Сквозь простыню она почувствовала, как он возбуждается.

А потом его губы накрыли ее грудь, и все сознательные мысли покинули Сару. Он мягко посасывал, ласкал ее сосок языком, и она ощутила внутри такую волну жара, какой еще никогда не чувствовала. Она держала его, желая, чтобы он никогда не останавливался. Ее пальцы играли с его волосами. Поддавшись непреодолимому желанию, ее ноги начали двигаться сами собой.

Найдя вторую ее грудь, он стал ласкать ее так же, как и первую, и Сара почувствовала, как глубоко она вздохнула от удивления и наслаждения.