Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы не таскаться с клеем из одного конца города в другой, Гена решает завести пакет сразу в новую комнату, а заодно и проверить: не приготовила ли Орехова очередной подарок. Она и замок могла заменить или еще что придумать, ума на пакости ей не занимать. Чем ближе подходил он к дому, тем навязчивее становилась тревога. Но ключ легко вошел в замок, и дверь легко открылась, даже привычного тявканья не раздалось, разве что по-прежнему шибало псиной.
Но предчувствие не обмануло. Сюрприз ждал его в комнате. Конструкция, напоминающая складской стеллаж, в его отсутствие превратилась в самодельную «стенку». На каждой ячейке появились дверцы из полированной плиты, навешенные на дефицитные рояльные петли, подогнанные пусть и не очень тщательно, но без бросающихся в глаза перекосов.
Гена смотрит на обнову и ничего не может понять. Голова отказывается искать объяснения этому невероятному превращению. Из любопытства он открывает крайнюю дверцу. Внутри сработано намного топорнее – из неструганых перегородок торчат пробитые насквозь гвозди, фанерные полки покороблены. Сами собой приходят соображения, что и как можно переделать. Но переделывать можно только собственную вещь. А чья эта? И как она здесь появилась?
За ответом надо идти к Ореховой.
– А что, нравится? – спрашивает Надежда Александровна.
– Грубоватая работа.
– Ты, наверное, привык к импортным гарнитурам?
– И все-таки откуда это взялось? – повторяет Гена вопрос.
– Мастера сделали. Сосватала я их давно, еще до всей этой канители, а вчера они пришли. Я женщина деловая. Уговор для меня – дороже денег. Аванс они еще раньше получили.
– А дальше что?
– Плати шестьсот рублей и пользуйся!
– Сколько-сколько?
– Шестьсот, глухой, что ли?
– Может, шестьдесят?
– Ты что, издеваешься?
– А ты?
– Да здесь материала на четыре сотни и на столько же работы.
– И это ты называешь работой? – Гена открывает дверцу и указывает на полку: – Занозы упаришься вытаскивать после такой работы. Если хочешь посмотреть, что называется хорошей работой, – съезди в мою комнату и посмотри, что я Борису оставил.
– Нечего мне делать в вашем бардаке. Еще заразу какую подхвачу.
– Как хочешь. Только я торговаться не намерен. Менялся я с Борисом, с ним и определим – кто кому должен.
– Этот развратник отсудил у меня комнату, а мебель принадлежит мне и сыну.
– Ну и забирай ее себе. Дарю на бедность.
– Как я ее заберу? Она же капитально встроена.
– Сама говорила, что ты деловая женщина.
– В общем, так. Базарить я с тобой не собираюсь. Я знала, что этим кончится. Не хочешь добровольно, заплатишь по суду.
– Ну это мы еще посмотрим.
– Как миленький заплатишь.
Она круто разворачивается и уходит. Гена намеренно громко смеется ей вслед. Он уже знает, что надо делать.
Вычислив время, когда Орехова на работе, а Юрка в школе, он отпрашивается у своего начальства, приезжает, осторожненько, чтобы не поцарапать полировку, разбирает шкаф и складывает его по частям аккуратными стопочками в коридоре, даже шурупы собирает в полиэтиленовый пакет, но оставляет его у себя, чтобы вручить в присутствии представителя власти.
Работает он без перекуров и за три часа успевает вынести шкаф и закончить врезку замка. Возле подъезда он встречает Елизавету Петровну с четвертого этажа.
– Ну как обживаетесь? – спрашивает бабушка.
– Все отлично! – отвечает Гена.
Настроение у него приподнятое, и незаметно для себя он начинает петь.
Вечером к нему заявляется Борис.
Когда в дверь постучали, Гена подумал, что идет открывать разъяренной Надежде Александровне, и заранее придал лицу невозмутимое выражение, собираясь сказать нечто вроде – какими судьбами, в такой поздний час, уж не случилось ли чего. Хотелось еще сильнее разозлить ее.
Но пришлось утешать.
Усталый, потерянный, совершенно непохожий на себя, Борис плюхается на стул и с каким-то собачьим подвывом кричит:
– Не пойму, чего она добивается! Убей меня – не пойму. У тебя случайно выпить нет?
Гена видит, что Борис уже успел принять. Раньше за ним такого не замечалось. Если и выпивал, то исключительно ради деловых знакомств или с девицами, и то осторожно, а в одиночку, с тоски, да чтобы еще выпрашивать – никогда.
– Было до вчерашнего дня, да Славик завалился. Разве после него уцелеет.
– Знаешь, какую телегу она сочинила про меня?
– Знаю, был вчера в управе.
– И туда дошло. Но бог с ней, с управой, за последний год мои косточки там и перемыли, и выполоскали. Меня другое бесит – какого дьявола мои теперешние коллеги носятся с этой писаниной.
– Неужели поверили?
– Нет, конечно, последним идиотом надо быть, чтобы поверить в такую галиматью. Но не нравится мне это.
– Кому такое понравится?
– Эта стерва не остановится. Она и Ленке на службу может написать.
– Кто ее знает. От нее все можно ожидать. Она и мне подарочек приподнесла. Потребовала шестьсот рублей за мебель.
– Какую еще мебель?
Гена рассказывает историю появления в его комнате полированной «стенки».
– С мастерами, значит, договорилась. – Борис заходится плачущим смехом. – Ну молодец, эти полки я сгородил три года назад. И полировки я натаскал. Помнишь, в управе ремонт делали? Смотрю, Тарасов прикручивает к багажнику что-то плоское, завернутое в бумагу. А я что – хуже его? Собирался закрыть, да руки не дошли.
– Значит, полировка ворованная?
– Ты имеешь в виду, есть ли на нее документы? Есть, Генаша, Надежда такие штучки наперед видит. Но городьбу начинал я, уже и дверцы напилил, они на балконе лежали, шарниров достать не мог.
– Я сразу понял, чья работа. Фасад еще туда-сюда, а внутри как в дачной времянке. В деревне сортиры лучше отделывают. Привыкли заботиться о внешнем лоске. Да что теперь говорить, я разобрал по досточке и сложил у нее под дверью эти шестьсот рублей.
– Слушай, ты молодчина! Лучше с ней не связываться.
– Поздно предупреждаешь – уже связался. Теперь надо думать, как развязаться.
Гена специально задевает Бориса, но тот упорно не замечает уколов и переводит разговор на свои беды.
– Коварная баба. Откуда что взялось. Последняя телега, например. Зачем? Все, что хотела, получила. Все ей оставил. Вроде бы и успокоиться пора. Какая ей польза от моих неприятностей? Выживет меня с работы, уйду в какую-нибудь шарагу, и станет она получать тридцать рублей по исполнительному листу.