Время тянулось очень медленно. Начало темнеть, с воды наползал туман.

Наконец на набережной со стороны вантового моста показались два квадратных черных внедорожника. Они подъехали к мостику, соединяющему остров с берегом, и остановились, увидев перегораживающую его ржавую цепь. Из переднего внедорожника вышел угрюмый, бритоголовый парень в неизбежном черном костюме, подошел к цепи, подергал ее, убедился, что она заперта на замок, почесал бритый затылок и крикнул в сторону сторожки:

– Эй, кто тут есть живой! Отопри проезд!

Михалыч не отозвался. Зато отозвались хриплым, внушительным лаем его собаки. Из внедорожника вышел еще один человек в черном, подошел к первому, пнул цепь ногой и крикнул своим:

– Пацаны, пока мы тут будем разбираться, время уйдет, совсем стемнеет, где его искать будем! Пошли дальше пешком, тут уже совсем близко!

Дверцы захлопали, из машин высыпали несколько человек в черном, перебрались через цепь и направились в глубину острова. Впереди них шел долговязый парень с навигатором в руках.

– Вадима среди них нет! – проговорил Ушаков, внимательно следивший за событиями.

– Это еще ничего не доказывает…

– Да знаю я, знаю! – с досадой отозвался он, и Женя поняла, что нужно промолчать. Он зол и расстроен, причем зол на себя, и сам понимает это. Недосмотрел, недопонял, слишком доверял и дал обвести себя вокруг пальца. Напарить, в общем.

Но понимать-то он это понимает, но признавать не хочет, так что лучше не соваться со своими нравоучениями – я же говорила… и так далее. А то только на грубость нарвешься.

Женя едва успела удивиться своим мыслям – вот откуда у нее взялась такая прозорливость? Понятия ведь не имела раньше, как с мужчинами обращаться, никогда…

Но в это время задняя дверца второго внедорожника распахнулась, из него выбрался высокий человек с седоватым ежиком волос. Женя вздрогнула и схватила Ушакова за руку:

– Я знаю этого человека! Я видела его у Рокотова!

– Ты уверена?

Она только кивнула.

– Это Вадим… – упавшим голосом проговорил Андрей. – Значит, это правда… он меня предал…

Вадим прошел в середину островка и остановился за большим деревом, откуда он мог следить за происходящим.

– Не хочет светиться! – прошептал Ушаков. – Не хочет сам участвовать в операции…

Женя молчала, не зная, говорить ли ему о том, что этот Вадим предал не только его, но и Рокотова. Ладно, успеется.

Тем временем люди в черном подошли к дальнему концу острова. Оттуда их разговоры не были слышны, но видеть их можно было отчетливо. Долговязый парень с навигатором показал на ржавый катер, болтающийся на якоре в сотне метров от причала, остальные засуетились, нашли возле берега две относительно целые лодки, оставленные там предусмотрительным Михалычем, разумеется. Просто так он плавсредство бесхозное ни за что бы не бросил.

Вся толпа погрузилась в эти лодки и поплыла к катеру.

– Ну вот, – взволнованно проговорил Ушаков, – начинается основная фаза операции…

Лодки с боевиками подплыли к катеру. Кто-то подцепил катер багром, лодки подтянули к нему вплотную, и люди полезли на борт. Двое или трое остались в лодках.

– Сигнал идет отсюда! – сообщил парень с навигатором. – Наверное, они в каюте…

– Как-то здесь пахнет подозрительно, – проговорил один из бойцов, принюхиваясь. – Соляркой, что ли…

– Это же катер, а не цветочный магазин! – хохотнул другой. – Чем, по-твоему, здесь должно пахнуть? Ты че, Кирпич, девочка, что ли? Запах солярки тебе не нравится!

С этими словами он шагнул к двери каюты, взялся за ручку, потянул ее на себя…

И тут на борту катера начался конец света местного значения.

Открыв дверь каюты, боец дернул натянутую проволоку, внутри каюты что-то взорвалось, и тут же весь катер заполыхал, как огромный просмоленный факел.

– Полундра! Подстава! – завопил тот боец, которому не понравился запах солярки, и первым сиганул в ледяную воду.

За ним за борт посыпались остальные.

Взрывное устройство было сделано из такого расчета, чтобы никто из людей на борту не был убит, в основном эффект от него был шумовой и световой. Зато катер, обильно политый соляркой, заполыхал жарко и празднично.

На фоне темного неба пылающий катер выглядел особенно эффектно – как погребальная ладья средневекового викинга или как огромная багровая медуза, широко раскинувшая во все стороны свои извивающиеся щупальца. Огонь моментально перекинулся и на пришвартованные к катеру лодки, так что у бойцов был выбор только между жадной огненной стихией и ледяной водой…

Все выбрали воду и поплыли к берегу…

Однако на берегу их ждал еще один неприятный сюрприз.

Две здоровенные кавказские овчарки, Зита и Гита, которых Михалыч спустил с привязи, носились вдоль берега с грозным басовым лаем и яростно бросались на каждого, кто пытался выбраться на сушу. Огромные собаки с взъерошенной на загривке шерстью и грозно оскаленными клыками выглядели устрашающе, и несчастные бойцы шарахнулись прочь от берега.

У них снова был выбор – между ледяной водой и острыми собачьими клыками, и они снова выбрали воду.

В то же время из-за края острова появилась лодка.

Замерзшие, растерянные бойцы потянулись к ней, надеясь, что прибыла помощь…

Но этой надежде не суждено было осуществиться.

В лодке сидели Миша и Гриша. Миша греб, а Гриша стрелял над головами из берданки Михалыча, при этом оба бомжа издавали устрашающие индейские вопли.

Насмерть перепуганные бойцы, дрожа от холода, поплыли туда, куда гнали их Миша с Гришей – прочь от острова, в сторону песчаной отмели, расположенной на другом берегу речной протоки. Только через двадцать или тридцать минут они доплыли до этой отмели и выбрались на берег, трясясь и стуча зубами.

Они сбились в жалкую кучку, безуспешно пытаясь согреть друг друга теплом собственных тел, и вертели головой в поисках какого-нибудь укрытия.

Ничего поблизости не было – только мокрый песок и жалкие, чахлые кусты. Кто-то из бойцов достал из кармана мокрого пиджака мобильный телефон – но тут же выругался и швырнул его на песок – после купания в ледяной воде телефон не подавал признаков жизни.

Приходилось рассчитывать только на себя.

Тем временем высокий человек с жестким ежиком седых волос, который наблюдал за событиями из укрытия посреди острова, убедился, что его операция благополучно провалилась, выругался и направился к оставленным возле моста машинам, чтобы ретироваться с поля проигранной битвы.

Подойдя к внедорожникам, он опасливо огляделся по сторонам, никого не заметил, сел за руль передней машины и попытался включить зажигание.